— Ну-кась, фаульпельцы паскудные, ферфлюхтеры аспидные, шваль енеральская, ответствуйте теперича государыне вашей: как защищать Расею думаете от супостатов пакостных?Враз обделамшись, затрясся канцлер Головкин, сановник не пужливый, да ндрав царский на шкуре собственной зело знающий.Грохнул сапожищами фельдмаршал Миних:— Алебардой ево, матушка, саблю каку навострить, пику ль...— Пикуль?! — Анна Иоанновна взревела яростно, аки бугай живота решаемый. — Обратно про ево слышать не мочно мне! Докладайте чичас, думкопфы гугнивые, кто таков Пикуль!Встрял вице-канцлер Остерман. Проскрипел колесом немазаным:— Сочинитель, матушка, опосля нас проживающий. Потомок наш окоянный, в Курляндии, провижу, обретается, откуль и ты родом... Нас, людишек века осьмнадцатого, вдоль и поперек изучимши, в сосуд хрустальный с уриной царской носом поганым влез... Измывается, пиша, бюрократиус...Бирон, временщик ненавистный, ощерился ехидно:— Писарь он, грамотей анафемский, на весь род ваш царский напасть холерная. Все подушки перетряхал, под все кровати зыркнул, от глаза ево дурного и не ты, муттер любимая, душа ангельская, во гробу перевертамшись... Про тебя, возлюбленная, тако накарябал...— Читай, ферфлюхтер дум!— Пошто я, муттер небесная? Сил моих нет фаворитских. Ослобони, майн либер, ослаб тебя ублажаючи... Пощади, осударыня! На плаху пойду...— По матерному благоутробию нашему приказываю; читай!— «Царица пре... пре...» Не могу, муттер!— Ишо чево! Выкуси! Опосля лягешь... Ну-кась!— «Царица... престрашного... зраку!»—выпалил духом единым голосом сиплым временщик окаянный.Как стояла императрикс российская, так и села, сомлевши. Наконец рот разинула:— К ноздрей вырыванию гада ползучего! Казнить хунда холопского! Четвертовать перьвым, дышло вам в рот, а вас всех опосля!— Хенде кортки, матушка!—Бирон плакал слезами горючими.— Не достигнем ево...Скрипнул креслом вице-канцлер Остерман. За ноги носом об ковер вытащили из залы Головкина — дух от него зело скверный шел.