Розанов:

Только оканчивая жизнь, видишь, что вся твоя жизнь была поучением, в котором ты был невнимательным учеником.
Так я стою перед своим невыученным уроком. Учитель вышел. «Собирай книги и уходи». И рад был бы, чтобы кто-нибудь «наказал», «оставил без обеда». Но никто не накажет. Ты — вообще никому не нужен.
Завтра будет «урок». Но для другого. И другие будут заниматься. Тобой никогда более не займутся.



Как точно-то. И грустно

Прошу прочитать.
Важнейший текст для понимания нашей жизни.

Кому на Руси жить? Кто виноват? Что делать?

ХХ век: трагические последствия для русской земли

Поговорим о том, что наш народ и наша земля претерпели за последние сто лет после Октябрьского переворота, который всегда именно так и назывался. Только с 30-х годов его стали называть великим, Октябрьским, да ещё социалистическим, а ещё революцией. На самом деле ничего такого не было.

Был переворот, так его и именовали и Владимир Ульянов, и его соратники. Потом, чтобы придать этому событию большое значение, его стали называть революцией по аналогии с тем, что происходило в Англии, во Франции – дескать, и мы не лыком шиты, у нас тоже революция.

Всякая революция народу, внутри которого она совершается, приносит неисчислимые бедствия и огромные потери. Худшего периода, чем переворот, в истории народа не бывает, потому что всегда переворот в той или иной форме сопровождается гражданской войной.

По телевизору мы можем видеть то, что происходит на нашей Украине. Сейчас там происходит то же, что происходило в России сто лет назад. Фамилии другие, но движущие силы этих явлений и даже транши финансовые имеют те же самые истоки. Наш переворот – это дело дорогое. Как «майдан» происходит? Автобусами свозят молодежь, платят им деньги немалые, для того чтобы они пришли на площадь, кричали, кидали фаеры, жгли покрышки и автомобили. Это все совсем не просто. Слава Богу, мода на то, чтобы революция была кровавая, прошла. Сейчас стараются обходиться финансовыми потерями. В те времена по примеру Французской революции революция была обязательно окрашена в цвета самого настоящего террора. Тогда слова «террор» не боялись как сейчас.

А в 30-е годы не боялись слова «фашизм», это закономерное было явление. Только после того как некоторых граждан Германии повесили после Нюрнберга, фашизм стал подвергаться остракизму.

Чем ужасно состояние переворота для народа? Двумя вещами. Первое – это разделение народа на две части. Если мы посмотрим, из чего и из кого состояла Красная армия, мы увидим, что и Красная армия, и Белая армия состояли из военных, которые участвовали в Первой мировой войне. Армия разделилась, и одни убивали других. Для народа ничего хуже этого быть не может, когда определенная группа людей впускает в голову свою бедную и несчастное сердце бациллу о том, что убивать можно.

Почему? Потому что этот плохой и он – враг. Это очень легко объяснить, особенно не шибко грамотному человеку. Что происходило тогда, то же происходит и сейчас на нашей бедной Украине. Люди поверили, что они – другой народ, что это плохие, что их надо убивать и стирать с лица земли. От этого всем одни несчастья, невинные люди гибнут. Революция, за которой почти всегда следует гражданская война, как раз и страшна тем, что в этих событиях гибнет огромное количество непричастных к этому людей.

Революция затевается обычно за границей того государства, где устраивается революция. Я когда был в Швейцарии в последний раз лет пять назад, нашел домик в Цюрихе, где было написано «В этом доме жил фюрер Русской революции». Имя вы хорошо знаете. Фюрер – по-немецки вождь. О том, что здесь произошла революция, он узнал из газет. Уже потом были переговоры, были люди, которые перевозили деньги, на которые удалось реализовать то, последствия чего мы до сих пор переживаем.

Народу правду может сказать только Церковь. Это наше орудие, хотя оно на вид не очень-то и
могущественное, но другого нет. Наше орудие – это слово правды. Эта правда весьма неприглядна, даже если ее сто лет скрывают. В чем же она заключается? В разорении страны. В уничтожении целых классов нашего народа – купечества, офицерства, дворянства, духовенства. В процентном соотношении духовенство пострадало больше всего. Есть даже специальная
брошюра, где собраны все цитаты Владимира Ульянова о религии. Он говорил, что лучше пьянство и самый ужасный разврат, чем только одна «идея боженьки». Такая у него была любовь к Богу. Но не это самое страшное. Как говорит Караулов, все остальное впереди.

Страшное – то, что произошло с сознанием русского человека при превращении его в человека
нового. Превращение русского человека в человека советского – главная задача, которую ставили те люди, которые приехали из разных стран через воюющую с Россией Германию в запломбированном вагоне. У них было много задач. Практически все они были выполнены и продолжают выполняться до сих пор. Мы к ним настолько привыкли, что нам кажется, что это
естественно. Самые противоестественные вещи нам кажутся естественными, обычными, нормальными. Раньше, когда говоришь с маленьким мальчиком, спрашиваешь его: «Как твои дела?», он отвечал: «Хорошо». Или «не очень». Сейчас все дети говорят одно слово: «нормально». Можете сделать эксперимент. Вопрос вот в чем – что за норма? Здесь мы приходим к совершенно ужасным вещам.

Идеология коммунизма имеет все приметы религии, кроме одной – там нет учения о Боге, есть
борьба с Ним. О том, кто Он и для чего эта борьба нужна, не говорится. Просто Бог – это что-то неприятное, и нужно Его из истории убрать. Так было во Французской революции, где погибли десятки тысяч священников, епископов. То, что произошло в России, совсем не ново, хотя для нас, русских, это было, конечно, вновь.

Если мы возьмем главное писание, которое называется манифест коммунистической партии, мы увидим, что одной из важнейших задач, было уничтожение семьи как таковой. Государством отбираются все дети. Эти дети воспитываются государством, а не отцом и матерью, что и начало происходить. Начали с беспризорников. А откуда они возникли? Они – результат Гражданской войны. Потом возникла школьная система, потом возникли детские сады, потом ясли. Дитя на протяжении всего своего роста полностью оторвано от семьи. А мама работает.

Рабочий, который на баррикадах в 1905 году кидал бутылку с зажигательной смесью, до переворота получал жалование. Жалование было такое, что он мог кормить жену и двенадцать детей. При большевиках этого уже не было. И сейчас этого нет. Ни один житель Ульяновска или любого другого российского города сегодня не может прокормить семью из двенадцати детей, а сто лет назад рабочий квалифицированный вполне мог это сделать. Это было сделано намеренно с целью мать послать на работу.

Изменилось сознание человека. Работают все под предлогом о равенстве. Различия полов – это теперь малозначащая вещь. В сегодняшней Европе (а теперь уже и в России это движение начинается) гендерные различия вообще не учитываются. Современная цивилизация гендерные различия вообще не рассматривает. Дети стали нежеланными. Для того чтобы испытать материнство, рожают только одного ребенка. Я когда рос, каждый день слышал одну и ту же фразу, когда мама или папа нас везли в детский сад на автобусе. Всегда был один и тот же вопрос от людей, которые по каким-то своим делам или на работу ехали в этом же автобусе:
«Это все ваши?». На всю школу не было ни одной семьи, где было трое детей, четверо. Все окружающие люди удивлялись, как это вообще может быть.

В 1920-м году Владимир Ильич издал указ, который сам же и подписал, о полном разрешении абортов в стране. С тех пор русские люди уничтожили три населения страны полностью. Но это еще полбеды. Изменилось сознание. Возникло то, чему пришлось дать название. Современный русский человек имеет абортивное сознание. Забыты заповеди не убий, не прелюбодействуй (Исх. 20, 13-14).

Так все и будет продолжаться, если что-то в нас не изменится. Эти изменения называются
покаянием. Та жизнь, которой мы живем, даже биологически неестественна. В Америке не так давно проводили опыты на крысах. У контрольной группы крыс через полсрока, в течение которого крыса вылизывает крысят, их отбирали, и дальше эти крысята пребывали в каком-то состоянии похожем на детский сад. Выяснилось, что эти детки, которые без матери вырастали,
потом не могли социализироваться в крысином обществе и погибали.

Маленький человек создан Богом для определённой жизни, и отрыв ребёнка от родителей, чрезвычайно сильно его травмирует. Я все эти стадии хорошо помню. Помню воспитательниц некоторых, которые были в детском саду, учителей школьных. Помню, как это все проходило. Помню как ночью, когда еще темно, меня сонного мать одевала. Отец брал за руку одного, второго, тащил нас на автобус, вез в детский сад. Детский сад был пятидневный, то есть пять дней родителей не видишь. Там тебя воспитывает коллектив детский. По влиянию на детскую душу детский коллектив из 25-30-ти детей гораздо мощнее, чем бабушка, дедушка, мама, папа. Первые слова матом я узнал в детском саду. Чему еще там можно научиться? Хотя были там и праздники. В каждой группе висел портрет дедушки Ленина вместо иконы. Это было сплошное страдание. Потом уже, когда я стал взрослым, я узнал, что были дети, которые боролись с этим двумя способами. Либо они заболевали сразу, и матери, а потом уже и отцы, могли получить бюллетень и остаться дома. Либо они избирали второй способ, который заключался в том, что надо лечь на пол и орать. Некоторые дети избавлялись от детских садов. Но потом начиналась школа, пионерлагеря на три смены подальше от родителей. Я не знал, что могло быть по-другому. Я думал, что всех детей на всем земном шаре отрывают от родителей, и считал, что это нормально. Но сознания у меня хватало, и уже тогда я дал себе клятву, что когда я вырасту, и если у меня будут дети, я никогда их не отдам в пионерский лагерь. Это, слава Богу, мне удалось исполнить, чему я очень рад и счастлив. А в стране такая лагерная система воспитания успешно прижилась.

Горбачев на последнем съезде партии сказал: «За годы советской власти неузнаваемо изменился облик советского человека». То есть узнать в советском человеке русского человека стало нельзя. Если бы вдруг завтра все наши женщины перестали делать аборты, все мужчины перестали бы бегать от алиментов, перестали бы пользоваться женщиной как фаянсовой плевательницей, а стали бы завоевывать ее руку и сердце, мы бы вернулись к тому устройству жизни, которое было сто лет назад. Женщина рожала бы столько детей, сколько Бог даст, мы бы ежегодно увеличивали население на пять миллионов человек. У нас не было бы проблем с заселением, не было бы проблем с иностранными рабочими. Мы бы всю землю обиходили, всю траву выкосили, все березы, которые растут на наших полях, вырубили.

Царь наш последний прожил всего пятьдесят лет до того как был убит. За годы его недолгого пребывания у власти Россия увеличилась в населении на шестьдесят миллионов человек. А теперь мы вымираем. Очень хорошо, что наш президент не дает возможности нас ввязать в войну. Потому что если это случится, это будет последняя война нашего народа на нашей территории. Не знаю, знаете ли вы или нет, но у нас МВД – это миллион человек, а армия – семьсот тысяч. Если бы Николаю II сказали, что через сто лет в России армия будет насчитывать семьсот тысяч человек, а полицейских будет миллион, он бы, наверное, улыбнулся, человек он был сдержанный, хохотать считал для себя неприличным. При нем была армия семь миллионов человек.

Русский народ обессилил. Он стал старый. Средний возраст россиянина – сорок лет. И все усугубляется. Минздрав старается продлить жизнь каждого, чтобы хотя бы количественно народ был, но для того, чтобы воевать, нужны молодые, сильные мужчины, хотя женщин все больше и больше в армию призывают. Есть среди них энтузиастки. Женщина тоже переродилась. У каждой девочки, которая приходит ко мне в первый раз на исповедь, спрашиваю: «Кем ты хочешь быть?». Большинство хотят быть экономистами. Еще ни от одной не услышал: «Хочу быть мамой». Такая даже задача не ставится. Об этом никогда никто не говорит ни в школе, ни дома. Я даже не знаю, играют ли они в дочки-матери. Абортивное сознание не дает возможности силе народной вылиться в то, кем он раньше был.

Раньше русский народ был самый плодовитый в Европе. Поэтому наши предки смогли на лошадках весьма таких неказистых (это не арабские были скакуны) колонизировать шестую
часть суши, где четыре пятых территории – вечная мерзлота. Это были мужики чрезвычайной силы. Город Ярославль кто основал? Ярослав Мудрый. А где он правил? Он правил в Киеве. Сядьте на коня и проскачите от Киева до Ярославля, посмотрим, что с вами будет. Для них это было самое обычное дело. Хотя они ездили и по рекам, понятное дело, и так далее. Ярославль это еще совсем рядом. От Киева час двадцать на самолете. А Владивосток? Туда на лошадках пробрались, поставили крест и флаг.

А мы только благодаря русскому гению, который создал атомную и водородную бомбу, еще можем сдерживать аппетиты наших партнеров. Партнеров по тому, кто первый сгрызет миску с едой.

Они не могут нас любить по одной простой причине. С тех пор как произошел раскол в XI веке, когда православные Востока и католический Запад разделились, тысячу лет католическое духовенство объясняли на каждом приходе своим прихожанам, что православные – это схизматики, дикари, варвары, что их нужно цивилизовать. Все это говорилось тысячу лет.

Ненависть к Православию стала менталитетом. И ничего с этим не сделаешь. Именно в этом корни того, что католики-хорваты два миллиона сербов вырезали во время Второй мировой
войны и каждому выкалывали глаза. И эти люди говорили на одном языке. Этнически это один народ. Просто им тысячу лет священники католические объясняли, что это варвары, схизматики, которые подлежат уничтожению. Отсюда и такая "любовь" поляков к России. И это неизбежно. Притом что мы говорим на всех языках, что Россия внесла большой вклад в мировую науку, культуру – паровую машину, радио, телевидение, вертолет изобрели русские люди, русские первые полетели в космос, но все равно остаются варварами. Все равно не те. Все равно не такие. Это вошло в кровь. Все маски уже сброшены. Никто уже не говорит о свободе, о демократии, о толерантности. Теперь открытым текстом транслируется ненависть к ни в чем неповинным русским.

Людей убивают в Донецке и Луганске только за то, что они русские. Причем те, кто убивают, тоже русские. Но им объяснили, что они не русские. Им на протяжении десятилетий объясняли, что, несмотря на то, что у них русские фамилии и русские имена, несмотря на то что митрополит Петр, который кафедру перенес из Владимира в Москву, был галичанин, они – не русские. Мы для них – москали, но нашу Москву основал князь Киевский Юрий Долгорукий. Но ничего этого объяснить нельзя, потому что возникла новая ментальность. Она рождалась в последние сто лет, хотя началась немножко раньше.

Что же нам делать?

Нам нужно, во-первых, осознать – хотим ли мы, чтобы наши дети оставались хозяевами своей земли. Или им придется уезжать и искать работу в Европе, как это делают поляки, украинцы, молдаване (кто в публичных домах работает, кто на стройке, кто ухаживает за стариками – итальянцами, французами), или строить свою страну.

Мы своим детям что-нибудь оставим, передадим? Для этого дети нужны. Если использовать термин «нормальный», то нормальная страна – это страна детей. Я был на одном приходе этим
летом. Приход очень многодетный. Там все священники многодетные и мамочки рожают столько детей, сколько Бог даст. Я впервые увидел, что значит страна детей. Представьте большой храм примерно как четверть нашего зала, весь набит детьми. И кое-где головы взрослых людей – пап, мам. Взрослые люди в этой толпе хорошо себя ведущих деток просто теряются. Я подумал, что в русском селе сто лет назад именно так и было.

Нам нужно осознать, что нашему народу грозит гибель. Некоторые из нас, кто помоложе, эту гибель застанут. Нас выметут отсюда. Мы не сможем сопротивляться, как не может русское население в Латвии сопротивляться или в Эстонии. Не могут люди, у них нет для этого духовных сил. Некому поднять их на сопротивление. Хотя, чтобы навести русский порядок в
Латвии, достаточно, чтобы половина мужиков из Москвы на своих собственных автомобилях туда приехала с лыжными палками и навела порядок. Чтобы при них, при этих мужиках с палками приняли бы законы, которые бы были справедливы, чтобы прекратилось издевательство, которое там происходит. Это можно сделать буквально за два дня. Представьте
себе, сколько нужно вывести солдат, чтобы армаду из пяти миллионов автомобилей остановить. Во всей Европе столько танков нет. Но что мы видим? А ничего! Полное равнодушие. У кого рыбалка, у кого телевизор, у кого гулянка.

Детей убивают миллионами. Это говорит о том, что народ наш стал совершенно сумасшедший. Возьми любого животного – кота, собаку, носорога… Кто убивает своих детей? Никто из зверей, только люди. Некоторые с двумя высшими образованиями. Совершеннейшее безумие. Вернуться от безумия к нормальной, хотя бы биологической, жизни – это наша главная национальная задача, если хотите, национальная идея.

Как звучит-то хорошо: национальная идея русского человека – прекратить убивать собственных детей. Прекратить ужасающий блуд, который стоит на нашей земле. Если бы женщины по свистку не бросались в чужую кровать, то к каждой из них выстроилась бы очередь из двадцати женихов. Но зачем ему жениться, когда она и так на все согласна. Нет ни чести, ни совести, ни взгляда в будущее. А дети… Для них главное – чтобы было круто. Чем безобразнее, тем круче. Почему так? Потому что детей воспитывает не отец, не мать, а воспитывает самое ужасное, что есть на свете – детский коллектив. Это как в тюрьме.

Я десять лет тюрьмами занимался. Воспитатели не могут воспитать эту армаду правонарушителей. Они могут только сдерживать. Карцер есть, другие способы воздействия. Но изменить сознание молодого преступника, когда он уже таким стал, сломив влияние детского коллектива – нет. Только когда разумная любящая мать, когда ответственный работящий отец выращивают из своих детей любящих будущих мам, будущих пап, будущих тружеников, тогда народ может состояться еще раз. Если он не состоится, мы все погибнем. Кто поумнее, похитрее, успеет куда-нибудь убежать. У остальных – ничего не выйдет. Никто не пожалеет нас. Европа не считает нас за людей.

Простите, что я говорил долго. Но я считаю, что очень важно в таком особенном для нашей
страны городе обо всем этом сказать. В Америке разрешили аборты только в 1972 году, во Франции – в 1976-м. Фора в убийстве своих детей у русских – полвека. Мы настолько руку в этом набили, что для нас убить ребенка – как стакан воды выпить. Некоторые плачут, некоторые смеются, но у всех один аргумент – все так делают. А почему вот это «все» так на всех влияет? Потому что выросли в детском коллективе, а там очень важно, чтобы ты делал как все. Если ты не делаешь как все, тебе говорят: «А ты что, самый умный?». Получается как в преступной шайке. А потом удивляемся, что происходит с детьми, почему они так садистски устроены, почему у них нет любви, почему девочки бьют других девочек ногами? Почему это безумие они фотографируют, выкладывают в Интернет и наслаждаются собственной злобой? Это что, русские девочки? У Николая II его девочки, когда началась Первая мировая война, под руководством мамы своей, императрицы, пошли в госпиталь и перевязывали тяжелораненых. Ходили, как на работу, не опаздывали. Вот это было воспитание.

Детьми занимались, их воспитанием были озабочены. Так что национальная наша идея – это дети. Их должно быть много. И мы должны их воспитать.


Выступление протоиерея Димитрия Смирнова на пленарном заседании Международных Рождественских образовательных чтений "1917-2017: уроки столетия", состоявшееся 14 ноября 2016 года в Ульяновске.

Много идёт разговоров о том, что Путин "собирает Русский мир". А для чего он его собирает? С какой целью? Советский Союз собирал города и страны для построения коммунизма. Не получилось - ну да ладно, это другая история. Но там хоть было понятно какова конечная цель. А здесь, сегодня - для чего ему этот Русский мир. Ну ладно, собрал он всех русских в одном государстве или нескольких дружественных государствах. А дальше что?