Тезис о том, что "Великую Отечественную войну выиграл школьный учитель" (произнесенный, к тому же, в другое время и по поводу другой войны) представляется весьма спорным.
Напротив, именно накрепко усвоенный советской молодежью со школьной скамьи "пролетарский интернационализм" чуть не привел страну к катастрофе. Многое пришлось осознавать и переосмысливать непосредственно в ходе войны, при более тесном "знакомстве" с врагом, потерявшим человеческий облик.
И.Г.Эренбург вспоминал, как группа молодых красноармейцев, получив приказ от командира открыть огонь по шоссе, отказалась его выполнить, объяснив это тем, что не желают стрелять в "таких же, как они, рабочих и крестьян". Звучали "мудрые" предложения вроде того, что немцев нужно "подпустить поближе", после чего "вступить с ними в переговоры", разъяснив им необходимость повернуть оружие против собственных "капиталистов".
Понятное дело, что с таким настроем о серьезном сопротивлении врагу не могло быть и речи.
"В двадцатые и тридцатые годы любой советский школьник знал, каковы показатели культуры того или иного народа — густота железнодорожных сетей, количество автомашин, наличность передовой индустрии, распространенность образования, социальная гигиена. Во всем этом Германия занимала одно из первых мест. В вещевых мешках пленных красноармейцы находили книги и тетради для дневников, усовершенствованные бритвы, а в карманах фoтoграфии, замысловатые зажигалки, самопишущие ручки. «Культура!» — восхищенно и в то же время печально говорили мне красноармейцы, пензенские колхозники, показывая немецкую зажигалку, похожую на крохотный револьвер... Конечно, самым страшным было в те месяцы превосходство немецкой военной техники: красноармейцы с «бутылками» шли на танки. Но меня не менее страшили благодушие, наивность, растерянность". И.Г.Эренбург, "Люди, годы, жизнь".
Напротив, именно накрепко усвоенный советской молодежью со школьной скамьи "пролетарский интернационализм" чуть не привел страну к катастрофе. Многое пришлось осознавать и переосмысливать непосредственно в ходе войны, при более тесном "знакомстве" с врагом, потерявшим человеческий облик.
И.Г.Эренбург вспоминал, как группа молодых красноармейцев, получив приказ от командира открыть огонь по шоссе, отказалась его выполнить, объяснив это тем, что не желают стрелять в "таких же, как они, рабочих и крестьян". Звучали "мудрые" предложения вроде того, что немцев нужно "подпустить поближе", после чего "вступить с ними в переговоры", разъяснив им необходимость повернуть оружие против собственных "капиталистов".
Понятное дело, что с таким настроем о серьезном сопротивлении врагу не могло быть и речи.
"В двадцатые и тридцатые годы любой советский школьник знал, каковы показатели культуры того или иного народа — густота железнодорожных сетей, количество автомашин, наличность передовой индустрии, распространенность образования, социальная гигиена. Во всем этом Германия занимала одно из первых мест. В вещевых мешках пленных красноармейцы находили книги и тетради для дневников, усовершенствованные бритвы, а в карманах фoтoграфии, замысловатые зажигалки, самопишущие ручки. «Культура!» — восхищенно и в то же время печально говорили мне красноармейцы, пензенские колхозники, показывая немецкую зажигалку, похожую на крохотный револьвер... Конечно, самым страшным было в те месяцы превосходство немецкой военной техники: красноармейцы с «бутылками» шли на танки. Но меня не менее страшили благодушие, наивность, растерянность". И.Г.Эренбург, "Люди, годы, жизнь".