- и ты туда же? - с тоской протянул президент Тупочтотозаелло.

- но я..., - растерялся министр обороны Хеpсвист одного северного государства.

- слушай, ты кем был до этого?

- мэром города Хренчуньвглазопнахолма!

- знаю, маленький такой городишко, - кивнул президент, переглянувшись со своим секретарём, стоявшим подле.

разговор президента и министра обороны состоялся за утренним кофе в резиденции главы государства. президент сидел в кресле за столиком, по левую руку стоял его секретарь. напротив вскочил с предложенного кресла и нелепо как-то вытянулся новоиспечённый министр обороны этой северной страны.

- слушай, - президент помассировал переносицу и перешёл на более неформальный язык. -как думаешь, почему прошлый министр ушёл в отставку?

- я думаю, он решил не злоупотреблять властью?

- это официальная демократическая версия. сам как думаешь?

- его застали в постели с мальчиком? - предположил министр обороны.

- ну кто у нас за такое снимает с должности? - покачал головой президент. - мы что, варвары? мы же не в России.

- и то верно, - сник министр обороны.

- ладно. объясню. прошлый министр обороны заявил, что у нас тут плавает подлодка. секретная. вражеская. мы подняли всю армейскую верхушку, потратили кучу денег, хотя могли на эти деньги весь год проводить гей-вечеринки.

- ммм, - мечтательно затянул министр обороны, но президент его оборвал:

- но вместо этого мы искали некую подлодку. с намёком что она русская, что она тонет и всё такое. а оказалось. что единственное фото лодки - подделка, что лодка не русская, а НАТОвская, и что её вообще могло не быть.

- но...

- зачем ты опять поднял ту же самую тему? русские смеются, тычут пальцами и уже не просят, требуют доказательств!

- но мы нашли неоспоримые доказательства!

- что, какашка в воде плавала? а в анализе не нашлось гей-смазки и кокаина? да, слышал уже об этом. и что это доказывает? да, однозначно это не НАТОвская лодка, раз такой анализ, у них там все на кокаине и неуставными отношениями заняты в перерывах между стрельбой друг по дружке. ну и что? может это девочка какая гуляла по фьорду, захотелось ей покакать. она и покакала. а результаты отнесло в море?

- но я не думал...

- так начинай думать? - предложил президент. - русские уже откровенно глумятся над нами: то самолёт сбит, но нет доказательств что это они, то их целые дивизии границу переходят, но нет доказательств что ни переходят, то их подлодка у нас плавает, но нет доказательств, что она плавает. вы уже нервный тик заработали по их мнению; реагируете даже на подлодки, идущие открыто в нейтральных водах как на нарушение.

- но...

- дай я договорю? - перебил его президент северной страны. - а ты всего как две недели на посту, а всё туда же. не зли их, а? ну не надо. нам с тобой ещё на пенсию выходить. ты же не хочешь провести остаток жизни в ядерном бункере? вот и умничка. можешь идти.

министр обороны щёлкнул на нацистский лад каблуками и уже был в дверях, когда его окликнул президент:

- и слушай, Херсвист. сделай одолжение, смой эту самую какашку в унитаз и никому об этом больше не рассказывай, хорошо?

повторюсь:

хозяин отеля Эндрю, по матушке названный Гоббот, но более известный в округе как Старый Хобот, завтракал. перед ним стояла красивая тарелка из заморского фарфора, украшенная позолотой и лазурью. причудливые ложечки и вилочки занимали свои места на столе точно по этикету. зал был драпирован занавесками цвета imperial green, такого де цвета были скатерти. всё было великолепно, но еда не лезла в горло Старому Хоботу.

хозяин отеля вяло и машинально крутил чайной ложечкой, поставленной перпендикулярно в тарелку, в патриотичной овсянке. мысли его так же вяло и уже почти на автомате крутились вокруг событий вчерашнего дня.

гостей пару дней назад прибыло предостаточно. это сулило хорошие барыши, а от выгоды Старый Хобот никогда не отказывался, его так воспитала мама в пику бросившему их отцу. чтобы сын вырос достойный, основательный.

теперь "сыну" стукнуло уже много больше тридцати, он открыл гостиницу, принимал постояльцев, делал деньги и ни о чём не думал, ведя тихий но скупой образ жизни в глуши. пока пару недель назад к нему не приехали люди и, представившись хозяевами всей земли, на которой стоял его отель, делать то, что они скажут. бумаги у них были в порядке, печатей на них было довольно, а сам их вид выражал только презрение и высокомерие. это Эндрю Гоббот понимал. это он боялся и уважал. именно такой с ним была его матушка. и они так же властно распоряжались им и его вещами.

отель был драпирован imperial green, увешан флажками, больше напоминавшими порванный зад, чем что-то приличное, к столу требовалось подавать только овсянку, на столиках в фойе разрешалось держать только газеты Times. прислуге ходить требовалось медленно, голову держать высоко и на все вопросы отвечать: "да, сэр", медленно и невозмутимо.

но все эти нововведения это было полбеды. немного экставагантности в здешнем сельском колорите вряд ли испортили бы бизнес, тем более что новоявленные хозяева гарантировали приезд кучи больших толстосумов со свитами, с которых можно было срубить огромные денжищи, тем более что эти, якобы хозяева земли, отказались от дележа прибыли сразу, поставив лишь одно условие - сделать жизнь одного постояльца невыносимой. при этом можно было делать что угодно, хозяева уверяли, что постоялец будет вынужден всё терпеть и ни за что в суд не подаст. даже тарелки не разобьёт. словом, сделать гадость забитому человечку.

хозяин отеля сразу уточнил - как выглядит этот постоялец? гости ответили - невысокий, щуплый, лысоватый. в общем, не качок.

что ж, за такие деньги Старый Хобот был готов пинать и труп собственной матушки, благо он знал, где она была похоронена. а тут требовалось всего лишь поглумиться над одним из гостей. он так и сказал, когда собирал перед приездом гостей всю прислугу:

- вести себя примерно, как сказали хозяева. я же лично буду бить одного гостя. именно бить. покажу ему, как это делается в нашей деревне. вот этими своими ручищами, - и он ими потряс для пущей наглядности.

новость эта быстро разошлась по окрестности, её даже напечатали в паре бульварных газет. впрочем, в городке и было что всего две газеты - одна бульварные новости, шедшая у жителей на растопку печей, и вторая - печатавшая только результаты скачек и дуэлей да скабрезные фото полуголых мужиков - была чуть мягче и шла в качестве туалетной бумаги и вообще, ввиду наличия фото полуголых мужиков на ура шла у местных жителей в тех же туалетах в качестве наглядного материала для ритуала, который называли непереводимым на другие языки глаголом terjebjon'kat'.

как уже было сказано, гостей планировалось много. и всё было готово заранее.

в назначенный день сутра к отелю начали подъезжать кареты с гостями. Старый Хобот всех встречал лично, постоянно вглядываясь издалека в лица гостей, чтобы не пропустить нужного человека и случайно не оказать ему радушный приём.

радушный приём состоял в том, что гостю при встрече кланялись в пояс все все незанятые слуги, а потом две специально нанятые дочери местного протестантского священника повисали на госте и целовали его в щёчку. это считалось тут милым и очень пикантным. Гоббот бы предпочёл двух сыновей местного мясника, но хозяева земли выразительно покачали головами и от идеи пришлось отказаться.

итак, гости прибывали и в один из моментов гость, вышедший их кареты, очень точно напомнил описание хозяев земли. он был невысок, довольно худ, лыс и кутался в старую серую шинель. ни дать ни взять, дезертир отступающей армии. Старый Хобот довольно улыбнулся возникшему в его голове сравнению.

по его негласной команде слуги повернулись к гостю спиной и якобы наклонились завязать шнурки на своих сапогах. и в этот момент кто-то из слуг не удержался и упал вперёд лицом, заодно утянув своих соседей. гость с интересном посмотрел на кучу малу в грязи, сверху которой громоздился человек с очень обширной кормой.

оркестр, игравший какой-то мотив на тему неприличного флага, по виду напоминавшему что-то порванное, замер, сорвавшись протяжным "ля-соль". в этот момент неизвестно почему дочери священника взяли низкий старт, повисли на госте и в гробовой тишине прозвучало два звонких поцелуя.

хозяин отеля от расстройства не смог выговорить "довольно!", получилось лишь что-то, отдалённо напоминающее "коалы..."

- а они милые, эти коалы, - заметил гость и, схватив машинально протянутую руку, энергично её пожал. крепко пожал. больно пожал.

Старый Хобот вспомнил и побои матушки, и розги, и страшный тёмный чулан, и издевательства соседских мальчишек. за пару секунд рукопожатия он вспомнил всё, что старательно хотел забыть все эти годы. не выдержав, он расплакался.

то, как он плакал, было тоже не сильно плохо. подумаешь, бизнесу это не мешало, а слугам можно было и влепить за слишком смешливые взгляды. нет, это было не так уж и страшно.

хуже было то, что случилось дальше.

на завтрак с дороги всех гостей решено было покормить. всем накрыли огромный стол. богачи расселись как пожелали, завели светскую беседу, обсуждая число своих рабов и хвастаясь числом рудников и собираемым с бедняков налогам. того. особенного гостя, Старый Хобот, внутренне радуясь своей хитрости, посадил за отдельный столик в углу зала.

какое же это унижение для него! - ликовал хозяин отеля. но потом, приглядевшись, сник. да и остальные гости тоже погрустнели и похвальба числом любовников у них сошла на нет.

одинокий гость, вместо того, чтобы есть мерзкую овсянку, которую подавали за общим столом, заказал в баре бутылку водки, солёных огурчиков, борща, пельменей, ухи и пару салатов. потом ещё догнался сладким чаем с блинами с мёдом и, довольный, откинувшись на спинку стула, пускал красивые колечки дыма дорогой сигары.

за общим же столом все хмуро ковыряли овсянку, поглядывая на стаканы с клюквенным морсом. впрочем, более глухие взгляды исподлобья они бросали на хозяина отеля. холодный пот и ком в горле преследовали Старого Хобота до самой ночи, когда он, перед тем как отойди ко сну основательно запер дверь своей спальни, подпёр её стулом, а сам всё равно не смог уснуть в своей кровати и просидел в углу комнаты, дрожа и сжимая в руках старый незаряженный карабин.

возможно он зря ждал покушений от гостей и проделок от слуг. возможно. но рука всё ещё побаливала после рукопожатия, а гость так и не был ничем унижен. развешанные повсюду флаги хозяев земли явственно намекали что случился с ним, если он ничего не сделает до конца встречи богачей в его отеле.

поэтому Эндрю Гоббот сидел в это утро и хмуро крутил чайную ложечку в тарелке нетронутой овсянки, страдая от своего бессилия. ему чудилось, что сейчас придут или разочарованные хозяева земли и отберут его бизнес, или слуги подсыпят ему лошадиную дозу слабительного или гости пристрелят его за овсянку и компот.

он уже было придумал, что надо бы переселить непробиваемого гостя во флигель с тараканами, как подслушал разговор двух богатых гостей. они говорили о том, что тот невысокий и невзрачный мужчина, что кутался весь день в серую шинель, приехал не один. что на рейде стоят три фрегата, два линкора, а на берегу развернула бивуак небольшая группа его солдат в числе две тысячи штыков.

Старый Хобот тихонько застонал. он медленно положил ложечку на край тарелки и без извинений перед гостями вышел из-за стола. понуро переставляя ноги, он поковылял в сторону чулана, желая там закрыться на пару дней без еды и воды. хоть ноги его переставлялись с трудом, руки словно жили отдельной жизнью. левой рукой он держал себя за левое ухо, оттягивая его с силой вверх, а правой рукой нещадно бил себя по правой же щеке. если бы кто-то слышал его тихое бормотание, он был бы обескуражен.

Эндрю 'Старый Хобот' Гоббот бил себя, приговаривая сквозь сжатые зубы:
- плохой мальчишка, дрянной мальчишка, плохой мальчишка, дрянной мальчишка...

- это недопустимо! - визжала, брызгая слюной тщедушная бабёнка, одетая в твидовый костюмчик-двойку с приколотым к лацкану значком с изображением флага Эстонии. - мой дед убивал русских, евреев, поляков, белорусов! всех этих недочеловеков! всех этих ужасных стариков, детей, беременных женщин! он сжигал их заживо и бросал в траншеи живыми! всех этих... советских людей! а вы что? вы не снимаете это панно со стены, на котором изображён их этот герб?! это кощунственно! был бы дедушка жив, он бы писался от страха от одного упоминания о русских! и даже сейчас, когда он уже умер и попал в специальный нацистский рай, за него писается от страха мой папа и я! это.. это...

тут она задохнулась от гнева или просто подавилась слюной. но поток ругани и угроз на мгновение прекратился. директор школы осторожно с облегчением выдохнул. надо же, как в этот раз припёрло. гостья, она же глава попечительского совета по контролю за пропагандой нацизма, стояла, жадно хватая воздух ртом, но не могла отдышаться. видимо, всё-таки слюной подавилась, - резюмировал директор школы. он вздохнул второй раз, теперь уже обречённо. сделав шаг ей навстречу, он похлопал её по спине.

та благодарно кивнула и продолжила:

- спасибо, это вам зачтётся, когда мы вновь будем убивать недочеловеков. мы вас и вашу семью будем убивать не так мучительно, как остальных неграждан.

директор школы сухо кивнул. к таким словам он уже за двадцать с лишним лет привык.

- так вот! - продолжила гостья. - я требую убрать это панно! сколоть его зубилами, там, под панно, определённо скрывается истинная красота эстонской нации, всех двухсот тридцати пяти граждан этой великой нации.

- что там скрывается? - переспросил сбитый с толку директор.

- настоящее искусство там под панно! выбитый в скале ещё древними протоэстонцами символ свободы и величия! протоэстонское панно из свастики из трупов младенцев поверженных недочеловеков!

- о, я не знал, - протянул директор.

- вы ничего не знаете, вы же недочеловек, - немного сбавив градус ненависти, сообщила глава попечительского совета. - вам позволительно не знать настоящие европейские ценности эстонской нации. ведь животные не знают, что такое настоящие европейские ценности.

- может, вы меня просветите?

- это бессмысленно, - покачала головой гостья. - как вы, обычный недочеловек, практически животное, сможете понять, что такое, к примеру, прекрасная любовь мужиков между друг другом, когда они любят друг друга во все отверстия?

- вы правы, это выше моего понимания, - согласился директор, с трудом сдерживая внезапно подступивший к горлу завтрак.

- вот! - торжествующе воздела палец к потолку глава попечительского совета, - что я вам говорила?! животным не понять европейских ценностей.

- вы знаете, - заметил директор, мельком глянув на наручные часы, - у нас скоро совещание учителей, мы будем обсуждать наши животные дела, простые до бесстыдства; типа того, как учить детей математике, языку и так далее. если вы меня простите...

- да, я поняла! - вскинула голову тщедушная бабёнка. - тем более мне уже надоело находится в вашем притоне! в вашем источнике разврата и грехопадения! но я ещё скажу последнее слово!

- уважьте меня, - попросил директор.

- я хочу чтобы вы заменили панно в фойе!

- на что?

- на картину выдающегося художника великой эстонской нации и всего европейского этноса, на картину Пукайляйтиса Обдолбакиса "портрет группового совокупления геев в нацистской форме на горе трупов"!

- но зачем?!

- чтобы искоренить всё, что может нам напоминать об оккупации СССР! мы уже прекрасно поработали, уничтожив вещи, что напоминали нам о СССР: образование, экономику, науку, машиностроение, названия городов, гетеросексуальную любовь, институт счастливой семьи! осталось лишь самая малость!

- ну не скажите..., - протянул директор.

- о чём вы?

- я не хочу вам указывать что искоренять, я же всё-таки недочеловек, но ведь в СССР люди ходили на двух ногах... подумайте об этом...

по припорошенному лёгким снегом полю неслась странная кавалькада. приминая жухлую траву, ещё не скрытую белой пеленой, бежало несколько человек. они уже запыхались и выбились из сил. но упорно продолжали свой бег, подгоняемые негромкими окриками командира:

- ну, хлопцы, ну?!

изо рта солдат, а это были именно они, вырывался густой пар. бежать было тяжело по пересечённой местности. кругом были холмы, овраги, подлесок спорил с мелкими ручейками и крупными каменистыми прогалинами.

бежали они не просто так. собственно, обычным бегом это было трудно назвать. пять человек трусило в цепочке строго друг за другом, на плечах они несли открытую картонную коробку, открытую вниз, так, что до пояса люди были скрыты внутри коробки, снизу которой торчали только ноги в защитного цвета трико. ноги от щиколотки и ниже были не обутые, но обёрнутые мятым гофрированным же картоном и перемотаны бечевками. то и дело солдаты оступались в своём тяжёлом беге, но продолжали свой путь.

- хлопцы, быстрее, тяжело в учении, легко в бою, - сообщил всем первый бежавший в колонне и нёсший на своих руках одну на пятерых коробку солдат, он же командир. бежавший за ним солдат, одетый в чёрную куртку с красной повязкой на левом плече, предостерёг первого:

- пан командир, вы бы не цитировали вражеского командующего...

- так он жеж давно умер?

- всё равно. мы за вами следим и видимо не зря.

- хорошо, пан Правосечко, - сдался командир. и потом добавил, обращаясь уже к солдату, бежавшему третим с трою:

- рядовой Двигулько, поднажмите.

рядовой Двигулько кратко крикнул: "есть" и затопал быстрее. он в отряде был водитель-механик.

- рядовой Пучеглазко, доложите обстановку?

стрелок Пучеглазко сперва посмотрел в прорезь на левом боку коробки, потом так же поглядел вправо и доложил:

- пан командир, обстановка нормальная, вражеского присутствия не заметил.

- добро, - кратко кивнул командир. приходилось экономить дыхание, бег шёл уже второй час и задача ещё не была выполнена.

- пан командир, - внезапно прервал тишину тяжёлого сопения бежавший последним солдат.

- да, рядовой Пукалко-Махалко?

- я выдохся...

- поднажмите, рядовой! на вас смотрит вся страна! вы гордость и надежда Родины! - завёлся командир. ещё бы - в спину ему дышал пан Правосечко, а в спину упирался его... пусть в хронике запишут, что это был пистолет Глок. так как-то будет менее неловко.

- но я..., - стрелок-радист Пукалко-Махалко оступился и налетел на бегущего впереди него рядового Пучеглазко. Пучеглазко мало того, что толкнул по инерции рядового Двигулько, он ещё и завалился влево. все пятеро упали в снег, картонная коробка смялась и тоже грохнулась на землю.

***

за бегом пятёрки солдат с несомой на плечах картонной коробкой следили с ближайшего холма высокие гости. сегодня в составе комиссии правительства были генералы, министр Оборонко, министр Саложуйко и министр Воровайко. в центре высоких гостей стоял сам президент страны Шоколаденко, которого держал под руку некий американский гость, но как бы местный по фамилии Цеерушенко. рядом суетились военные инженеры и адъютанты.

- сколько? - спросил министр Оборонко, опуская десятикратный бинокль.

- почти шестнадцать километров, - с готовностью сообщил один из инженеров.

- нормальный запас хода, - пожал плечами министр, передавая бинокль соседу - министру Саложуйко.

Саложуйко припал к биноклю как раз в тот момент, когда солдаты кое-как встали с земли, а командир отвешивал им подзатыльники. при этом солдат в чёрной куртке с красной повязкой отвешивал подзатыльники самому командиру. командир стойко терпел.

- и всё, боевая единица потеряна? - спросил министр Воровайко.

- самое прекрасное, что нет, - радостно сообщил один из военных инженеров. - сейчас механик достанет ремкомплект и починит транспорт.

- а что в него входит? - решил уточнить министр Оборонко.

- в него входит скотч для скрепления повреждённых частей, тюбик с краской и кисточка для окраски транспорта в защитный цвет, кусочек картона для мелкого ремонта и кусочек сала.

- а сало зачем? - не понял министр.

- чтобы было патриотичнее, - довольно сглотнул инженер.

- вот как, - хмыкнул министр.

солдаты тем временем снова нацепили коробку на головы и побежали дальше наворачивать круги вокруг холма.

- кстати, мы сейчас готовим две разведгруппы, которые под видом душевнобольных смогут проникнуть на территорию врага и там собрать транспорт из подручных средств. картон для постройки у врага валяется, не побоюсь этого слова, прям на помойках, - меж тем продолжал один из главных инженеров.

- ужас какой, выбрасывают стратегическое сырьё! - возмутился до того молча стоявший президент Шоколаденко. - а из чего они строят дома и бронетехнику?

- из железа и бетона, - испуганно ответил инженер, бросая косые взгляды на настоящего местного Цээрушенко.

- а разве они не отдают его в качестве дани Америке? - удивился министр Саложуйко.

- нееет, - пролепетал инженер, внутренне сжимаясь.

- какие богохульники! - возмутился министр, стукнув кулаком по раскрытой ладони. - не зря они хотят на нас напасть! изверги!

- а как называется сей транспорт? - кивнул подбородком министр Воровайко на бегущих трусцой у подножия холма солдат в картонной коробке.

- мы называем его Супер Короб три-эм Ультра, - замялся один из группы инженеров. - или просто КБМ - картонная бронемашина.

- хорошее название, патриотичное. краткое, ёмкое, - согласился министр. - и, главное, правдивое! не то что называют свою технику наши враги с севера!

все согласно закивали и направились с накрытому позади них столу с горилкой и салом.

***

а в поле, едва припорошенным снегом, бежала пятёрка солдат, оскальзываясь в грязи ногами, обёрнутыми размокшим картоном. на плечах они несли большую картонную коробку - прототип КБМ - новейшего сверхсекретного оружия, как ожидалось, могущего поставить на колени их северного соседа.