Закавказье - край феодалов и взяточников?
- Откройте сейф и покажите содержимое.
- Зачем?
- Там лежат денежные средства, полученные вами в качестве взятки.

Двое были еще молодыми и зелёными, но уже зубастыми чекистами, присланными из Москвы. И отвязаться от них возможностей никаких не было.

Начальник районного отдела КГБ вздохнул, криво усмехнулся и кивнул:
- Хорошо.

Полковник открыл сейф, глядя, как с торжеством загорелись глаза щенков. Вытащил пистолет. Передернул затвор. И угостил каждого из визитёров пулей. После этого застрелился сам. В сейфе действительно лежала крупная сумма денег...

Это был 1986 год. Когда я по распределению прибыл в Военную прокуратуру Бакинского гарнизона, это уголовное дело уже было прекращено в связи со смертью обвиняемого. В глубь, конечно, никто не копал. Но ажиотажа оно вызвало много.

Самое интересное, что среди старших товарищей никакого особого осуждения эксцентричным поступком мздоимца в погонах я не нашёл.

- Ну а что такого? – говорил мне помощник прокурора. – Пойми. Полковник был уважаемым человеком. Авторитетом в Баку. А тут два сопляка его смешали с грязью. Вот и поплатились. Ну а у него после такого уже выхода не было. Это Азербайджан, дорогой мой. Забудь ты тут о Большой Земле.

Через некоторое время я понял, что попал в Зазеркалье. Это не был феодализм, капитализм или первобытнообщинный строй. Это был какой-то параллельный мозаичный мир, где были элементы и пещеры, и атомного века. При этом всё это было сведено в стройную систему, которую даже коррупционной не назвать. Это было нечто совершенно отдельное.

- Возьми обычный район, - наставляли меня. – Запомни, большие должности здесь достаются или за деньги, или по клановым основаниям. Деньги зарабатывают все, кто как может и не может. В районе все руководители госучреждений и предприятий, цеховики обязаны платить.

Платят секретарю райкома, потому что он хозяин района.
И платят начальнику райотдела КГБ, потому что он всё про всех знает и с Москвой связь имеет.
И так везде. Естественно, местные руководители платят наверх. Таким образом образуется идеальное строение – самое древнее из крупных строений на Земле – пирамида.

Как дела обстояли в народном хозяйстве не знаю. Я насмотрелся на местные правоохранительные органы, в основном на следственные. И картина была для нас, «колониальной администрации и оккупантов» (как нас потом называли), восхитительная и непостижимая.

Следователь ОВД в то время имел атрибуты, обязательные, как удостоверение и форма.

Во-первых, он должен был одеваться в очень дорогие костюмы и при таких же шикарных галстуках. Под окном у него обязательно должна была стоять машина «Жигули» - на «Волгах» ездили начальники. Руки оттягивали дорогущие по тем временам часы «Ориент» - стоили тогда от двух до пяти сотен рублей и ими были завалены все комиссионные – они были элементами престижа. И, даже если не куришь, на столе у тебя должны лежать сигареты «Мальборо» - элемент западной шикарной жизни. «Дымок» стоил копеек двадцать, а у фарцовщиков «Мальборо» шло по семь рублей.

- К чему всё это? – спрашивал я знакомого следователя.

- Ты не понимаешь. К тебе приходит проситель. Если ты сидишь задрипанный, в свитере, и куришь «ТУ». Ну сколько он тебе даст? Подумает – тысячу этому нищеброду за глаза хватит. А если ты весь лучишься деньгами, то ниже чем с пятёрки он и разговор не начнёт.

Правоохранительные органы были пылесосом, выкачивающим средства из населения, жившего, кстати, вовсе небогато, несмотря на то, что только РСФСР и Азербайджан были недотационными республиками.

Конечно, порядок при СССР был везде, так что за разбои грабежи особо денег не сдерёшь. Поэтому сами денежными считались должности следователей и дознавателей по дорожным происшествиям. Тогда ещё статья была, что за ДТП уголовная ответственность наступала даже при причинении материального ущерба. А специфика расследования данного вида преступлений в том, что их можно развернуть на противоположную сторону без всяких усилий.

При следственном эксперименте машину на пять метров ближе поставил, и вот уже по формуле водитель не имел технической возможности остановиться. Ну и дела БХСС – один опер хвастался, что работал всю жизнь честно, все дела до ума доводил, а брал только по ответвлениям – в любом большом деле накапливается информация, по которой ничего не докажешь, но можно ошкурить жуликов первостатейно.

Следователь работал не один. При нём была машинистка, печатавшая постановление. И мальчик на побегушках с пробегом пять тысяч километров, который отвозил документы, развозил повестки, то, на что уходит львиная доля рабочего времени в следствии. Естественно, оплачивалась прислуга за счёт следователя.

В самих отделах порой творились чудеса. Если в столице ещё было какое-то подобие нормальной жизни, то на селе приходил начальник, забирал зарплату всех сотрудников со словами «вы что, за эти подачки сюда работать пришли», и те только расписывались.

При этом неписаное правило – сколько бы ты не наворовал, две трети вынь да отдай начальству. Потому что у начальства своё начальство, да ещё местные власти надо подкармливать - в райком, прокуратуру, суды носить.

И не дай Бог ты скрысишь копеечку. Узнают и раздавят. Подставят под взятку и устроят показательный процесс. В Закавказье правило было - влетевших и не отмазавшихся образцово показательно карали по самым высоким расценкам, вполне могли и расстрелять, чтобы продемонстрировать Москве принципиальный подход в борьбе с расхищениями и взяточничеством.

Расценки на правоохранительные услуги колебались, но были однотипные. За ДТП – несколько тысяч рублей (от двух до десяти). А вот кто попался на хищениях – там в ход шли большие деньги.

Переквалификация с расстрельной статьи хищение в особо-крупных размерах» на хищение госимущества в крупных размерах стоило в среднем четыреста тысяч рублей, поскольку речь шла о жизни и смерти. Но когда какие-то колхозники притащили прокурорским за решение вопроса полтора миллиона, их тут же арестовали – сумма уж очень большая была, сочли это за провокацию.

В какой-то период в военную прокуратуру стали ломиться местные. Мы воспринимали нашу жизнь как каторгу – работали без выходных, делали всё сами, преступность росла, начальство чудило, было очень тяжело. Зарплата была вроде приличная – двести семьдесят у следака, но цены в Баку кусались – из магазинов, спасибо Пятнистому Врагу, всё исчезло, а чёрный рынок выметал наличность. И для нас было удивительно, что местные с таким упорством хотят попасть в наш ад. Объяснялось всё просто. Разговорился с одним таким кандидатом, закончившим Бакинский университет.

- В нашу местную прокуратуру попасть – двадцать тысяч надо заплатить, - поведал он. – В милицию следователем – тысяч семь. Постовым две, а если хочешь на машине ездить патрульной – то ещё и стоимость машины дай – пять тысяч. А у меня денег нет таких. Только в прокуратуру военную идти.

На их беду наверху было известно, что творится в правоохранительной системе, поэтому был приказ – в военную прокуратуру местных не брать и по распределению из ВКИМО в Закавказские республики не направлять.

Кстати, сразу же после этого приказа к нам распределили одних азербайджанцев – приказ, конечно, есть приказ, но оче-е-ень важные семейные обстоятельства у них всех возникли. Хотя, конечно, в военной системе им раздолья не было. Взяток мы не брали (за редким исключением), но престиж!

Интересно, что подобное творилось во всем регионе. У меня знакомый попал работать начальником штаба в полк дорожно-патрульной службы МВД Грузинской ССР. Собрал на месячное подведение итогов начальников штабов батальонов – всех троих. А по завершении совещания увидел, что на каждом сиденье лежит газета. Развернул и чуть в обморок не грохнулся – в каждой по пять тысяч рублей. Он в сумрачном состоянии позвонил своему дядьке, который его толкнул на эту должность:

- Дядя, это провокация.
- Какая провокация. Это налог. Возьми эти деньги, купюры получше выбери и половину командиру отнеси.

Начштаба взял все деньги и отдал командиру. Тот пересчитал, хмыкнул.

- А твоя доля?
- Мне не надо.

На следующий месяц командир взял половину купюр и подвинул начштаба:

- Бери. Мы тут взяточники, а ты один чистенький? Не выйдет! Вылетишь отсюда, никакие связи не помогут.

Начштаба стал брать деньги, дошел до неврастении, ожидая ночного стука в дверь. Зато решил все свои материальные проблемы – машины, квартиры, дачи. А потом не выдержал и ушёл работать замначальника тюрьмы. Там была как раз перестановка кадров, и один капитан просил его посодействовать за двадцать тысяч (при зарплате двести) стать ему начальником колонии.

- Так тебя же не утвердят и через два месяцы выпрут.
- Ну и пусть. Я за два месяца все верну и разбогатею…

Грузия была более демократичным краем. Там начальники брали со своих людей всего лишь половину заработанного.

Думаю, в других отраслях творилось то же самое. Работали подпольные цеха. Директора совхозов воспринимали свои угодья как приусадебное хозяйство, а крестьян как холопов, платив им не по ведомости, а как сердце вещует.

Все московские больницы были забиты кавказцами – не потому, что это престижно, а потому что местные медвузы готовили врачей-киллеров – поступали туда за взятки, экзамены сдавали за взятки, распределялись за взятки, так что хорошего врача можно было найти только в самых глухих районах, куда засылали тех, кто пробился своей головой.

Ну и были там всяческие сопутствующие радости. Я попал будто в какой-то боевик иностранный. Творилось то, что в России и вообразить невозможно. Перед моим приездом капитан внутренней службы зашёл в кабинет Министра внутренних дел и расстрелял его – после этого в МВД можно было попасть только с сопровождающими.

Шла борьба между КГБ и МВД, так что контрразведчики похитили выехавшего в отпуск крупного милицейского офицера и держали его месяц в избушке, водя на расстрел и выбивая под запись показания. У нас был дознаватель, так его одноклассник, непьющий некурящий спортсмен, заведовал синдикатом киллеров – в тайник заказчик кладет данные на жертву и фотографию, а также деньги, а потом через пару дней труп находят или не находят на Нефтяных камнях. Много ещё чего было, что не укладывалось в сознание русского человека.

Самое смешное – это не прекращалось там никогда. Даже коррупцией не назвать. Просто так принято. И при Сталине было – Мингрельское дело, по которому сейчас так плачут либералы, родилось именно из-за повального мздоимства, и вождь не успел навести порядок. Вот те правила и стали кочевать из десятилетия в десятилетие.

При Сталине Первый секретарь ЦК Азербайджана Багиров шёл по городу, ему в ноги бросались просители с жалобами и подползали на коленях. А потом дошел он до того, что заставлял холопов на даче собирать груши и торговать ими на рынках. Так что край такой. Из Закавказья эта зараза распространялась и в Россию. Сначала робко, а потом все крепче.

И уже в семидесятых годах нельзя было найти в Москве номер в гостинице – богатый грузин двадцать рублей дал администратору, чтобы поселиться, а ты со своим паспортом лезешь. Стали они просачиваться и в другие сферы. Особенно в торговлю. «Богатый грузин две цены «Волги» дал. А ты, передовик производства, нам не нужен». Так и шло разложение. Традиционно разлагался сперва юг, где в Краснодарском и Ставропольском крае были и мздоимство, и цеховики, и огромные бабки крутились.

У меня отец немного знал Шеварнадзе и разговаривал с ним, когда того назначили Первым секретарём в Грузию и он объявил бой коррупции.

- Тут двух тридцать седьмых годов не хватит, - мечтательно произнёс в будущем главный демократ СССР.

Одной из самых грандиознейших ошибок коммунистов была опора на национальные кадры, был создан некий «националсоциализм». Нужно было к чертям, как Сталин сперва хотел, все эти республики ликвидировать, а руководство ставить только из России с подчинённым карательным аппаратам. Может тогда и удалось бы всё это перебороть.

Надо отдать должное, при Горбачёве эту вольницу стали немного зажимать. Комиссии кадровые стали вылавливать милиционеров, ездящих на собственных тачках и всячески гнидить. Начали исчезать «Мальборо» и «Ориенты». С голодухи местные следаки начали крысить по мелочам – воровали или подменивали вещдоки по делам, которые передавали нам (в основнмо аудиокассеты и автомобильную мелочёвку), брали под нас взятки, что потом служило предметами разбирательств. Начальник одного из районных розысков жаловался нам:

- У меня при моей должности в месяц остаётся не больше двух тысяч рублей. Это что творится?! Куда мы придём?!

Как ни странно, его устами вещала истина. Непреодолимая мощная сила – правоохранительная система, которую в Азербайджане воспринимали с подобострастием, как данную Аллахом, вдруг стала трещать по швам. Появились новые авторитеты – Народные фронты, которые Иуда Яковлев называл школами демократии. НФ вооружались усиленно и снюхивались с турецкой разведкой.

Вот эти школы демократии и дали нам её первые уроки, выводя сотни тысяч человек на улицы и готовя свержение власти. И милицию начали бить – то, что ещё недавно было просто невозможно по традициям этого народа. А потом стали резать людей по национальному признаку. А после развала Союза установился, насколько я понимаю, нормальный байский режим со всеми сопутствующими.

Сейчас, размышляя над всем этим, я так понимаю, что Горбачёвская Москва вовсе не боролась с коррупцией в Закавказье, а мечтала сломать всю систему. Новую систему может создать только революция. А переворот и контрреволюция – это или хаос, или воссоздание старой системы в карикатурном виде, как это было в СССР. Так что пришёл хаос. Пришла большая кровь.

Теперь я понимаю, что систему ломать было нельзя. Если она есть, её можно изменить. Если её нет – то только хаос. Нужно было для начала понять, что там творится. И начать её постепенно приводить в божеский вид. Но поздний СССР такое уже не мог. Для таких шагов необходимо или жёсткая карательная практика, или единение народа на основе какой-то созидательной идеи, когда на первое место выходит общее дело, а не проклятое бабло. Должно быть устремление в будущее. Оно могло бы быть, если бы… Ну дальше все всё знают.

Сегодняшние борцы с коррупцией призывают именно к слому системы. Значит, к хаосу. Потому что когда система сломана, можно все – расстрелять за взятки якобы коррупционеров, а потом на их месте брать в тройне – что мы видим сегодня по нашим братьям или не совсем братьям…(c)