Заинтересовала точка зрения

ТГ ЧАДАЕВ

"Об аристократии.

Мои родители — оба выходцы из социальных низов, но есть отличия: мама родилась и выросла в курской деревне, папа — в московской коммуналке на Белорусской. Поэтому мама любила рассказывать услышанную от её отца-плотника туманную легенду, что её предки Кареловы  на самом деле никакие не Кареловы, а Колеровы, курские дворяне из обрусевших немцев, что было, понятное дело, явным вымыслом. А папа — Виктор Алексеевич Чадаев, которому от его отца досталась только фамилия, потому что тот погиб в 1935-м в производственной аварии на станции Нижние Котлы, наоборот гордился тем, что он — «придворного воспитания», из послевоенной городской шпаны. И ко всем разговорам про «тех самых» Чадаевых-Чаадаевых относился презрительно — в его представлении, наоборот, высшую ценность имело именно пролетарское происхождение.

Однажды, уже в подростковые годы — а это годы лютой Перестройки, какой-нибудь 92 или 93 — я пришёл к отцу вот с каким разговором. Спросил его: как думаешь, почему советские люди начиная примерно с 60-х стали так любить снимать и смотреть фильмы про самих себя, разодетых в дворянские костюмы и изображающих разную там аристократию? От бондарчуковской «Войны и мира» до  рязановской  «Гусарской баллады», от «Обыкновенного чуда» до «Трёх мушкетёров». Вопрос этот у меня возник, как ни странно, после прочтения «Трудно быть богом» Стругацких — которые, если разобраться, написаны совершенно в этом же духе: «прогрессор» из коммунистического завтра оказался в инопланетном феодальном вчера почему-то опять-таки именно родовитым аристократом, а не простолюдином, кем он по идее должен был выглядеть куда органичнее.

Папа мне ответил, что ему в этом видится как раз плебейство. Ну типа как крестьяне, разграбившие в революционные годы барскую усадьбу, пытаются у себя в деревне танцевать «господские» танцы под стащенный оттуда патефон. И что настоящий аристократизм состоит в том, чтобы уважать своих не выдуманных, а подлинных предков, кем бы они ни были. Но он мне не ответил на мой следующий вопрос: а почему «аристократизм» это вообще что-то хорошее?

Много позже я услышал от Глеба Павловского рассуждение — тоже не его собственное, а, по-моему, от Гефтера — про парадоксальный аристократизм позднесоветского человека. Тот почему-то в какой-то момент проникся уверенностью, что само рождение в «такой» стране даёт ему основания для некого чувства превосходства над кем угодно в мире. Мне это трудно было слышать — я помнил, как одноклассники, даже из вполне приличных семей, рылись в помойке у чешского посольства, дабы найти там фантики и особенно вкладыши от иностранных жевачек, которые почему-то у нас сильно ценились. Ну а учившийся в параллельном классе негр Франсуа был вообще высшим существом: как же, хоть и с русской мамой, но ведь «иностранец»!

Потом я понял, что имел в виду Павловский, когда пересмотрел опять же советское кино «ТАСС уполномочен заявить» со сценой противостояния офицера КГБ (Ю.Соломин) и офицера ЦРУ (В.Кикабидзе) на территории страны «Нагонии». К тому моменту я уже знал, что кино снимали в Гаване, а на самом деле под Нагонией имелась в виду Ангола, и не только это — сверстник-сосед по двору оказался сыном одного из прототипов как раз героя Соломина. ЦРУ-шник — долларовый мультимиллионер, который, даже проиграв в Нагонии, вернётся на виллу во Флориде; КГБ-шник, даже выиграв, вернётся в двухкомнатную хрущёвку в Ясенево и будет жить на советскую зарплату, а его жена — стоять в очередях за каким-нибудь очередным дефицитом. Но там, в Нагонии, он говорит со своим визави как представитель высшей касты с низшей, и у него как будто бы есть серьёзное внутреннее основание для этого. Как бы говорил Королёв с Маском? Неважно, сколько у тебя миллиардов — важно лишь то, насколько ты хороший инженер."