Вот прочитайте Андрея Архангельского ("Ансамблб песни и власти" опубликовано во Взгляде)примерно по этому поводу:"Ритуал тем и хорош, что все известно заранее. Потанцевали – сразу к столу, просим закусить-выпить. А потом – уже навеселе, после плотного, до икоты, угощения – проехать по специально приготовленному к приезду гостя участку дороги от церкви до ярмарки на центральной площади, куда тоже нагнаны ряженые – изображать бурный рост торговли и высокий уровень жизни. Проехались – и быстро назад, в теплое гнездышко, в столицу, доброй дороги, барин, не забывай, а точнее – позабудь как можно скорее все, что видел, потому что видел ты грандиозную инсценировку....Культура ритуального пения была порождена именно отчуждением начальства от народа, а не их единением, как может показаться (судя по тому, как часто приглашают ансамбль Бабкиной на всякого рода официальные мероприятия). Так ли народ поет для себя, в удовольствие – смешной вопрос. Это хорошо описано у Тургенева в «Записках охотника», в рассказе «Певцы»: «...Когда же наконец Яков открыл свое лицо – оно было бледно, как у мертвого; глаза едва мерцали сквозь опущенные ресницы. Он глубоко вздохнул и запел... Первый звук его голоса был слаб и неровен и, казалось, не выходил из его груди, но принесся откуда-то издалека, словно залетел случайно в комнату. (...) «Не одна во поле дороженька пролегала», – пел он, и всем нам сладко становилось и жутко».


А здесь именно – симуляция, показуха – не отсюда ли и термин пошел? Жанр предполагает сознательное упрощение или сгущение; это сироп, патока – нечто намеренно позолоченное, кудрявое, крашеное. Непременно монотонное: ведь задача – именно заговорить, заболтать, заохать-заахать начальство.

Отсюда и бодрая, величавая или нарочито радушная интонация, вся эта плавность и напевность, и, главное, бесконфликтность, беспрекословность этой якобы русской песни – все это имеет одну цель: отвлечь от действительности и залить баки.

Но – парадокс – это ведь тоже народное искусство! Искусство обмана начальства придумано народом – значит, и оно подлинно! Вы будете поражены, но ведь в основе его – совершенный постмодернизм. Кукла делает куклу куклы. Народ изображает народ таким, каким его представляет себе начальство. Начальство представляет себе Россию в виде благоденствующих мужиков и баб, поющих и танцующих, начальство приезжает на места и видит ровно то же самое: ожившая сказка. В этом и состоит феномен ряженья, обряжения: обряд ритуального одурачивания, околпачивания начальства – причем обе стороны прекрасно осведомлены об этом. Но начальник и сам предпочитает быть обманутым – и поэтому он тоже творец этого искусства. И только на обратном пути, оглохнув от песен и танцев, иной начальник задумается эдак сентиментально: ах, если бы это была правда! А вдруг это хоть чуточку – правда?

Ага, ухмыляется в это время народ, снимая кокошники и переоблачаясь в повседневное: такая же правда, как и все остальное...".