В качестве противоядия:
«— И не уверяй меня, — пропустив ее последние слова мимо ушей, наседал Йоссариан, — что пути господни неисповедимы. Очень даже исповедимы. Он же постоянно над нами издевается. В эту сторону все его пути и ведут. А может, он и вообще про нас позабыл. Ведь если верить людям, то бог у них — неуклюжий, бездарный, злобный, грубый, самодовольный и тщеславный плебей! Господи, ну можно ли преклоняться перед всевышним, который в своем божественном произволении сотворил мир, где гниют зубы и текут из носа сопли? Что за извращенный и злоехидный рассудок обрек стариков на недержание кала? И зачем он создал боль?
— Боль? — победно подхватила жена лейтенанта Шайскопфа. — Боль человеку необходима. Как симптом болезни.
— А кто создал болезни? — подхватил в свою очередь Йоссариан. Он язвительно рассмеялся. — Да-да, боль нам дана по великому милосердию его. А почему б ему не снабдить нас вместо боли сигнальным колокольчиком? Или индивидуальным — для каждого человека — небесным хором? Или красно-синим сигнализатором из неоновых трубочек во лбу? Любой фабрикант музыкальных автоматов справился бы с этой пустяковой задачей без всякого труда. А почему не справился он?
— Люди выглядели бы очень глупо с красными трубочками во лбу.
— Зато они прекрасно выглядят, когда корчатся от боли или бессмысленно костенеют под наркозом, правда? Вот уж поистине вселенская бездарность! Просто диву даешься, как при его-то возможностях он исхитрился сотворить столь ничтожное безобразие вместо мира, — это же абсолютная сверхъестественная недееспособность! Он явно никогда не кормился своей работой. Да ни один уважающий себя работодатель не взял бы его даже на самую мизерную должность.
Жена лейтенанта Шайскопфа стала пепельно-серой и, зачарованно глядя ему в глаза, слушала его с боязливой тревогой.
— Ты бы лучше не говорил о нем так, — враждебно и укоризненно прошептала она. — Он ведь может тебя покарать.
— А то он меня не карает! — возмущенно фыркнул Йоссариан. — Мы не должны, знаешь ли, все ему спускать. Да-да, нельзя безвозмездно спускать наши горести. Когда-нибудь я обязательно потребую у него расплаты. И я даже знаю — когда. В Судный день. Вот-вот, именно тогда я окажусь достаточно близко, чтобы ухватить этого бездарного плебея за горло и…
— Прекрати! — взвизгнула жена лейтенанта Шайскопфа и принялась неумело колотить Йоссариана кулаками по голове. — Прекрати! Прекрати! Прекрати! — взвизгивала она.
Йоссариан прикрыл голову рукой, но она продолжала истерично колотить его по руке, и тогда, решительно ухватив ее за запястья, он потянул ее вниз, уложил рядом с собой и удивленно спросил:
— Да какого черта ты так взъерепенилась? — Ему даже стало ее немного жалко. — Я ведь думал, что ты и правда неверующая.
— Неверующая, — всхлипнула она и злобно разрыдалась. — Так ведь тот бог, в которого я не верую, — он же хороший бог, справедливый бог, милосердный бог, а не глупый и жестокий и гнусный, как у тебя.
Йоссариан расхохотался и отпустил ее.
— Давай-ка, милая, введем у нас свободу совести, — предложил он. — Пусть каждый не верит в такого бога, какой ему нравится, ладно?»

(с)Д.Хеллер.ПОПРАВКА-22