Оставьте 3марта
Бойцы Одесской Дружины у здания ОГА, 3 марта 2014 года
2 мая 2014 года — этот день навсегда останется в моей памяти. Памятью о горстке героев, не побоявшихся бросить вызов надвигающейся угрозе — угрозе нацизма, свободе мысли и памяти отцов.
Многих сейчас волнует вопрос, как же началось противостояние, которое привело к гражданской войне?
Я могу рассказать как все началось именно для меня. Мне было 5 лет в 1991 году, когда распался СССР. Я, маленький мальчик, с недоумением слышал из телевизора и радио, которое стояло на кухне у родителей, о том, что я больше не живу в той стране в которой жил. И я никак не мог понять, почему это русские больше не живут там, где живу я. Я отчетливо помню это удивление и возмущение. И тогда я впервые решил, что мне плевать , что там говорят. Я – русский.
Дальше мы жили в государстве Украина 23 года. Из моих друзей и знакомых в Одессе его особо никто не жаловал, но его терпели, как терпят назойливых родственников. Ну есть и есть — и черт с ним. Каждый греб себе в карман как мог, выживали как умели. Смутные времена.
Первый (оранжевый) Майдан прошёл мимо меня, да и какая разница: Кучма, Ющенко или Янукович? Следить за этим паноптикумом не было желания.
Но вот наступил тот день, когда телевизор вновь меня удивил. Я увидел что в Киеве, на очередном Майдане, откровенно звучит лозунг «москалей на ножи». У меня внутри все аж перевернулось. Как так? Москалей на ножи? Москалей, то есть русских – на ножи? Это меня получается тоже? Я ведь русский! Это и меня тоже на ножи. А за что? Просто за то, что тем вот людям в телевизоре не нравятся русские?
Ну, стало быть пора было вспомнить, что по матушке мои предки из Курска, а по отцу – из Красноярского края, что за Уралом. Я — русский. И если малая часть украинцев сошла с ума, поддавшись на пропаганду галичанской нациствующей сволочи — то надо навести порядок в доме.
Вот так и начался мой путь в Антимайдан. Я стал отслеживать все события в стране. Позже, когда стало понятно что власти не намерены предпринимать серьезных мер для усмирения разъяренной толпы, уже несколько недель бушующей в центре Киева, я начал понимать ,что вопрос собственной безопасности и безопасности моего города сугубо в моих руках. И пора браться за оружие. Иначе эти «скакуны» таки придут и таки возьмут меня на ножи.
Ждать было глупо — и я одним из первых присоединился к еще никому не известной тогда Одесской дружине, которая преимущественно состояла из членов Славянского Единства и Гражданского Альянса. Позднее эти две организации составят боевой костяк Одесского сопротивления.
Именно с этими парнями мы первые пришли на защиту одесской ОГА. С этим парнями я штурмовал здание ОГА 3 марта, когда внутри уже заседали чиновники с Правым Сектором — и не наша вина что соглашатели «слили» штурм.
С этими людьми я пошел в бой в первом ряду 2 мая. Я отчетливо помню как парень справа от меня совершал языческий обряд, который по славянским традициям принято совершать перед боем. А парень слева встал на одно колено и осенил себя крестом. И мы двинулись на врага, зная что впереди нас ждет крайне неравный бой, но так надо. Так надо, потому что никто кроме нас — больше некому.
Мы знали, что за нами пришли — разговоры об этом ходили уже неделю. Ультрас и майданщики уже запугали Харьков, уже били пророссийских активистов в Николаеве и Херсоне — и не приходилось сомневаться в том, что их привезли в Одессу по нашу душу.
Я помню как мы повернули в сторону ТЦ «Афина», как бежали наперегонки с «срочниками» ВВ. Я помню как мы построились, несколько сотен человек авангарда. И как с той стороны улицы выстроилась 14 сотня майдана, усиленная одесской промайданной «Самообороной» и парой тысяч обезумевших от безнаказанности ультрас, и все они бросилась на нас — а мы на них.
Но мы не ждали того что нам приготовили. Да, мы были с щитами и подручными средствами, среди нас было много реконструкторов, умеющих работать с холодным оружием, но мы были вооружены в основном палками . Я не хотел убивать. Мы все не хотели убивать. Мы лишь пришли, что бы эти парни не «нагнули» наш город, как это было в Харькове. Мы не собирались убивать. Мы пришли выяснять отношения. Да, по мужски. С переломами и кровью, но не насмерть. Мы не видели наших противников кровными врагами.
Но мы ошиблись. В первые же секунды со стороны майдана в нас полетели дымовые и светошумовые гранаты, среди которых пара была с едким бело-зелёным дымом. Любой кто вдыхал его – начинал сильно кашлять и задыхаться. Сразу после этого в нас полетели камни. Много камней. Но наши ребята прорвали подоспевшее отцепление милиции и мы двинулись на их левый фланг. «Скакуны» дрогнули.
Однако их было больше — и нас быстро оттеснили назад. И мы завязли. Завязли на том перекрестке. 350 человек против 3000 озверевших и жаждущих крови убийц и садистов, которые начали закидывать нас не только камнями, но и первыми «коктейлями Молотова», обстреливать из огнестрела. Но каждый, кого я видел рядом, был полон отваги и мужества, которое даже в кино не покажут. Я видел как из парня выколупывали пинцетом дробь, как человек с разбитой головой возвращался в строй и как на импровизированном медпункте парень с открытым переломом умолял его не отправлять в «скорой», что он еще может сражаться.
Мы верили что еще вот-вот, продержимся ещё полчаса — и город восстанет, помощь придёт. Но она не пришла. Мы сражались, веря в свое правое дело и в своих друзей. До конца. До последнего мы не верили, что надо уходить. Я помню как милиция ушла от «Афин». Я помню как кто-то из солдат ВВ хлопнул меня по плечу и сказал – «Уводите людей. Мы их задержим». И мы стали отходить по переулкам, понимая что все кончено. Дальше в какой-то момент я остаюсь один, один против пятнадцати. Я фехтовальщик — а они рагуля, но их тупо больше. Бью одного, второго, третьего — потом меня просто затаптывают. И вот я уже лежу на земле, а хлопцы которые меня только что от души пинали, требуют от солдат ВВ выплатить вознаграждение (!) за пойманного сепаратиста…
Меня забрали у ВВ ребята, которых два часа назад я закрывал своим щитом от камней майданутых выродков. Я прикрыл их, а они спасли меня. Дальше все как во сне — машина, дом, кровать… звонки от жен и подруг моих товарищей, разговоры о пожаре в Доме Профсоюзов. Я не придавал этому значения, пока не позвонила девушка моего близкого соратника и в слезах не начала расспрашивать, что с ним, и когда я видел его в последний раз. Сказала, что кто-то ей сообщил, что парень сгорел. Меня прошиб мороз.
Я понял что мы проиграли — Одесскую дружину рассеяли, а безоружных с Куликова Поля загнали в Дом Профсоюзов и сожгли. После того как стало известно, что всех выживших в Доме Профсоюзов забирает милиция, стало ясно что завтра начнут зачистку. Дальше — через силу, через боль, собирая дорожную сумку, вынимаю жесткий диск из своего компьютера и, хромая, ухожу из дома. Через трое суток я был уже в Крыму. С тех пор я не был дома. Скоро год как.
Подводя итоги произошедшего 2 мая 2014 года в Одессе, могу сказать только одно – мы сражались за Родину. И мы обязательно вернёмся — потому что Одесса русский город и не прогнётся под доморощенных нацистов.
Сергей Захарченко
Бойцы Одесской Дружины у здания ОГА, 3 марта 2014 года
2 мая 2014 года — этот день навсегда останется в моей памяти. Памятью о горстке героев, не побоявшихся бросить вызов надвигающейся угрозе — угрозе нацизма, свободе мысли и памяти отцов.
Многих сейчас волнует вопрос, как же началось противостояние, которое привело к гражданской войне?
Я могу рассказать как все началось именно для меня. Мне было 5 лет в 1991 году, когда распался СССР. Я, маленький мальчик, с недоумением слышал из телевизора и радио, которое стояло на кухне у родителей, о том, что я больше не живу в той стране в которой жил. И я никак не мог понять, почему это русские больше не живут там, где живу я. Я отчетливо помню это удивление и возмущение. И тогда я впервые решил, что мне плевать , что там говорят. Я – русский.
Дальше мы жили в государстве Украина 23 года. Из моих друзей и знакомых в Одессе его особо никто не жаловал, но его терпели, как терпят назойливых родственников. Ну есть и есть — и черт с ним. Каждый греб себе в карман как мог, выживали как умели. Смутные времена.
Первый (оранжевый) Майдан прошёл мимо меня, да и какая разница: Кучма, Ющенко или Янукович? Следить за этим паноптикумом не было желания.
Но вот наступил тот день, когда телевизор вновь меня удивил. Я увидел что в Киеве, на очередном Майдане, откровенно звучит лозунг «москалей на ножи». У меня внутри все аж перевернулось. Как так? Москалей на ножи? Москалей, то есть русских – на ножи? Это меня получается тоже? Я ведь русский! Это и меня тоже на ножи. А за что? Просто за то, что тем вот людям в телевизоре не нравятся русские?
Ну, стало быть пора было вспомнить, что по матушке мои предки из Курска, а по отцу – из Красноярского края, что за Уралом. Я — русский. И если малая часть украинцев сошла с ума, поддавшись на пропаганду галичанской нациствующей сволочи — то надо навести порядок в доме.
Вот так и начался мой путь в Антимайдан. Я стал отслеживать все события в стране. Позже, когда стало понятно что власти не намерены предпринимать серьезных мер для усмирения разъяренной толпы, уже несколько недель бушующей в центре Киева, я начал понимать ,что вопрос собственной безопасности и безопасности моего города сугубо в моих руках. И пора браться за оружие. Иначе эти «скакуны» таки придут и таки возьмут меня на ножи.
Ждать было глупо — и я одним из первых присоединился к еще никому не известной тогда Одесской дружине, которая преимущественно состояла из членов Славянского Единства и Гражданского Альянса. Позднее эти две организации составят боевой костяк Одесского сопротивления.
Именно с этими парнями мы первые пришли на защиту одесской ОГА. С этим парнями я штурмовал здание ОГА 3 марта, когда внутри уже заседали чиновники с Правым Сектором — и не наша вина что соглашатели «слили» штурм.
С этими людьми я пошел в бой в первом ряду 2 мая. Я отчетливо помню как парень справа от меня совершал языческий обряд, который по славянским традициям принято совершать перед боем. А парень слева встал на одно колено и осенил себя крестом. И мы двинулись на врага, зная что впереди нас ждет крайне неравный бой, но так надо. Так надо, потому что никто кроме нас — больше некому.
Мы знали, что за нами пришли — разговоры об этом ходили уже неделю. Ультрас и майданщики уже запугали Харьков, уже били пророссийских активистов в Николаеве и Херсоне — и не приходилось сомневаться в том, что их привезли в Одессу по нашу душу.
Я помню как мы повернули в сторону ТЦ «Афина», как бежали наперегонки с «срочниками» ВВ. Я помню как мы построились, несколько сотен человек авангарда. И как с той стороны улицы выстроилась 14 сотня майдана, усиленная одесской промайданной «Самообороной» и парой тысяч обезумевших от безнаказанности ультрас, и все они бросилась на нас — а мы на них.
Но мы не ждали того что нам приготовили. Да, мы были с щитами и подручными средствами, среди нас было много реконструкторов, умеющих работать с холодным оружием, но мы были вооружены в основном палками . Я не хотел убивать. Мы все не хотели убивать. Мы лишь пришли, что бы эти парни не «нагнули» наш город, как это было в Харькове. Мы не собирались убивать. Мы пришли выяснять отношения. Да, по мужски. С переломами и кровью, но не насмерть. Мы не видели наших противников кровными врагами.
Но мы ошиблись. В первые же секунды со стороны майдана в нас полетели дымовые и светошумовые гранаты, среди которых пара была с едким бело-зелёным дымом. Любой кто вдыхал его – начинал сильно кашлять и задыхаться. Сразу после этого в нас полетели камни. Много камней. Но наши ребята прорвали подоспевшее отцепление милиции и мы двинулись на их левый фланг. «Скакуны» дрогнули.
Однако их было больше — и нас быстро оттеснили назад. И мы завязли. Завязли на том перекрестке. 350 человек против 3000 озверевших и жаждущих крови убийц и садистов, которые начали закидывать нас не только камнями, но и первыми «коктейлями Молотова», обстреливать из огнестрела. Но каждый, кого я видел рядом, был полон отваги и мужества, которое даже в кино не покажут. Я видел как из парня выколупывали пинцетом дробь, как человек с разбитой головой возвращался в строй и как на импровизированном медпункте парень с открытым переломом умолял его не отправлять в «скорой», что он еще может сражаться.
Мы верили что еще вот-вот, продержимся ещё полчаса — и город восстанет, помощь придёт. Но она не пришла. Мы сражались, веря в свое правое дело и в своих друзей. До конца. До последнего мы не верили, что надо уходить. Я помню как милиция ушла от «Афин». Я помню как кто-то из солдат ВВ хлопнул меня по плечу и сказал – «Уводите людей. Мы их задержим». И мы стали отходить по переулкам, понимая что все кончено. Дальше в какой-то момент я остаюсь один, один против пятнадцати. Я фехтовальщик — а они рагуля, но их тупо больше. Бью одного, второго, третьего — потом меня просто затаптывают. И вот я уже лежу на земле, а хлопцы которые меня только что от души пинали, требуют от солдат ВВ выплатить вознаграждение (!) за пойманного сепаратиста…
Меня забрали у ВВ ребята, которых два часа назад я закрывал своим щитом от камней майданутых выродков. Я прикрыл их, а они спасли меня. Дальше все как во сне — машина, дом, кровать… звонки от жен и подруг моих товарищей, разговоры о пожаре в Доме Профсоюзов. Я не придавал этому значения, пока не позвонила девушка моего близкого соратника и в слезах не начала расспрашивать, что с ним, и когда я видел его в последний раз. Сказала, что кто-то ей сообщил, что парень сгорел. Меня прошиб мороз.
Я понял что мы проиграли — Одесскую дружину рассеяли, а безоружных с Куликова Поля загнали в Дом Профсоюзов и сожгли. После того как стало известно, что всех выживших в Доме Профсоюзов забирает милиция, стало ясно что завтра начнут зачистку. Дальше — через силу, через боль, собирая дорожную сумку, вынимаю жесткий диск из своего компьютера и, хромая, ухожу из дома. Через трое суток я был уже в Крыму. С тех пор я не был дома. Скоро год как.
Подводя итоги произошедшего 2 мая 2014 года в Одессе, могу сказать только одно – мы сражались за Родину. И мы обязательно вернёмся — потому что Одесса русский город и не прогнётся под доморощенных нацистов.
Сергей Захарченко