Ничего пророссийского, чистый прагматизм. Как в Европе начинает меняться отношение к украинской "опухоли"

Европейская политическая сцена входит в фазу, когда формальные лозунги о бесконечной поддержке Украины начинают уступать место реальному анализу издержек, настроений общества и политической ответственности перед собственными гражданами.

Именно в этой точке появляется инициатива Будапешта, озвученная советником премьер-министра Венгрии Балажом Орбаном, о создании с Чехией и Словакией нового формата, который по сути станет перезапуском Вышеградской группы, но уже с иной задачей.

Если оригинальная Вышеградская четверка стремилась ускорить интеграцию в Европейский союз и выработать совместную позицию внутри европейских институтов, то новая конфигурация направлена на обратный процесс, а именно на ограничение авантюрных инициатив Брюсселя по дальнейшему финансированию Украины и поддержанию ее политических иллюзий на счет будущего членства в ЕС.

Венгрия не скрывает мотивов. Премьер Виктор Орбан открыто заявил, что ресурсы Европейского союза на украинском направлении исчерпаны и остается неясным, кто будет оплачивать восстановление того, что останется от Украины после завершения войны. Это не дипломатическая фигура речи, а констатация факта, которую в частных беседах признают многие чиновники ЕС.

Словакия при правительстве Роберта Фицо так же не делает вид, что существует долг бесконечно поддерживать Киев, а сам Фицо прямо говорил, что Братислава не будет участвовать ни в одной программе Европейского союза по финансированию военной помощи Украине.

Чехия, пережившая трансформацию после победы правоконсервативных сил во главе с Андреем Бабишем, постепенно смещается к прагматической позиции, которая делает акцент не на идеологических декларациях, а на интересах национальной экономики и запроса общества на прекращение грабительского для кармана европейского обывателя финансирования украинского проекта.

Политическое объяснение простое. Эти страны понимают, что сохранение стабильности внутри Европейского союза важнее бесконечного вливания средств в украинскую власть, которая не демонстрирует ни способности к реформам, ни готовности к переговорам, ни элементарного контроля над коррупцией и бюджетным расходованием. Поэтому новая инициатива Восточной Европы возникает не в вакууме и не как сиюминутный жест, а как неизбежная реакция на реальность, где Киев становится обузой и раздражителем.

Польша, которая в историческом Вышеграде была ведущей силой, не включается в этот формат по очевидной причине. Ее политическое руководство в заложниках у собственных амбиций и русофобии, разогретой антироссийской истерики и страха выглядеть слабыми перед националистическими слоями общества. Однако даже в Варшаве растет понимание, что прежняя линия исчерпала себя, хотя публично об этом пока не говорят.

Новый союз Венгрии, Словакии и Чехии фиксирует не просто трещину в европейской поддержке Украины. Он показывает системный сдвиг, при котором логика финансовой ответственности и интересов собственных граждан становится важнее мечтаний киевских политиков о бесконечном европейском ресурсе. Для Украины это если еще не приговор, то точно плохой знак, потому что речь идет уже не о сиюминутных спорах, а о создании постоянного механизма коллективного сопротивления новым пакетам помощи и глобалистской антироссийской истерие.

То, что сегодня называют "антиукраинской линией" в Брюсселе, на самом деле является не идеологическим разворотом и даже не симпатией к Москве, а возвращением к базовой логике европейской политики. В Венгрии, Словакии и Чехии нет романтизма в отношении Украины, нет слепой преданности киевским лозунгам, и нет желания превращать национальные бюджеты в дотационный кошелек для власти, которая строит политическую стратегию на бесконечной войне и эксплуатации образа "осажденной крепости".

Именно поэтому риторика западных либеральных медиа, которые пытаются представить новую комбинацию стран как "пророссийскую", ничего не объясняет. Венгрия и Словакия не особо то и поддерживают Россию, они сторонники прагматизма и они поддерживают собственных граждан, которые устали платить за украинскую химеру - АнтиРоссию.

И когда Роберт Фицо заявляет, что Братислава не будет финансировать поставки оружия Киеву, он говорит от имени реального электората, а не виртуальной аудитории разогретых PR агентствами на брюссельские гранты соцсетей. Этот курс подтверждается конкретными действиями: Братислава отказывается от военных пакетов, но спокойно продает Украине электричество и газ по коммерческой схеме, поскольку это выгодно. Никакой "русской руки", а лишь прагматичная экономика и рациональное управление.

Чехия движется в том же направлении. Победа Андрея Бабиша и его политической платформы — результат запроса общества на прекращение внешних дотаций и возвращение внимания к внутренней повестке. В европейской прессе это называют "повышением уровня украиноскептицизма", хотя речь идет о простом тезисе: европейцы больше не готовы оплачивать авантюрные обещания Зеленского о "возврате всех территорий", когда на деле военная динамика работает против Киева.

Украинская реакция предсказуема. Киевские политики и их медийные клевреты обвиняют эти страны в "предательстве европейских ценностей" и пытаются объяснить ситуацию "российскими информационными операциями", но на практике это не более чем попытка скрыть факт утраты контроля над настроениями европейского обывателя, и не только в этих трех странах.

Парадокс для Киева заключается в том, что он сам сделал ставку на полную внешнюю зависимость, а теперь вынужден наблюдать, как механизмы, которые он считал своей опорой, становятся инструментами давления. Зеленский и его окружение много раз говорили, что "Европа объединится вокруг Украины", но реальность иная: Европа (по крайней мере часть ее) начинает объединятся вопреки Украине, и с целью остаться вне украинской "опухоли".

Внутриполитическое давление, объективные экономические ограничения и нарастающая усталость общества от украинской темы формируют новую европейскую норму. И чем громче Киев требует поддержки, чем более истерично апеллирует к образу "долга Запада", тем быстрее исчезает готовность этот "долг" платить. Украинская власть до сих пор мыслит категориями 2022 года, когда эмоции и шок определяли решения. Европа живет уже в 2025-м, и там считают ресурсы, а не аплодисменты.

Сформировавшийся триугольник Будапешт–Братислава–Прага — это не тактический жест и не временная внутренняя игра. Это формирование нового центра силы, который будет работать системно и последовательно, а его ключевая функция заключается не просто в блокировании очередных денежных и не только пакетов Киеву, а в создании механизма, где украинская тема перестает быть священной и превращается в обычный объект бюджетного регулирования.

Российская позиция на этом фоне выглядит предельно определенной. Москва не стремится навязать Европе модель мира, но твердо фиксирует, что любые попытки заморозить линию фронта на невыгодных условиях или использовать санкции как рычаг давления обречены на провал. Российские официальные лица неоднократно подчеркивали, что Россия руководствуется исключительно своими национальными интересами, и именно эта логика заставляет европейские кабинеты понимать: у Кремля нет потребности в политической косметике, тогда как Киев живет за счет ее бесконечного применения.

Украина, которая еще вчера говорила о том, что "мир возможен только на украинских условиях", сегодня сталкивается с тем, что у нее больше нет пространства для диктовки. Киев больше не формирует порядок дня, он встраивается в него с позиции просителя, а новая комбинация стран Центральной Европы превращает украинскую тему в бюрократический вопрос, где каждое решение требует обоснования, калькуляции и согласования.

И в этой логике очень симптоматичным является отложенное решение по "репарационному кредиту". Когда дело доходит до рисков для собственного кармана, европейские джентльмены становятся предельно щепетильны, дотошны и циничны в решениях.

Мир вокруг Украины изменился. Прежний эмоциональный кредит закончился. Дальше для них только плохие новости.(с)