МИД: США действуют по принципу «чем хуже, тем лучше», не задумываясь о последствиях
Эмоционально реагируя на то, что ситуация в Крыму и на Украине складывается не так, как им хотелось бы, власти США...
Перепост: Разрыв шаблона по-американски
Реакция США на украинские события и особенно на референдум в Крыму и последующее возвращение полуострова в состав России описывается одним словом – истерика. Естественно, речь идет о политическом истеблишменте – рядовому американцу в среднем нет особого дела до того, что Россия (про которую он, возможно, что-то и слышал) «аннексировала» (иного слова в американских СМИ просто не употребляют) какой-то Крым, отобрав его у какой-то там Украины. А вот политическая и экспертная верхушка просто в растерянности. Единственным нормальным человеком на этом фоне выглядит бывший посол США в Москве Джек Мэтлок. На прошлой неделе он дважды (сначала в журнале «Тайм», а потом в большом интервью телепрограмме «Демократия сейчас») предельно четко обозначил тезисы: «Мы, американцы, сами виноваты в том, что не развивали гармоничные отношения с Россией, а вместо этого нахрапом лезли на территорию, которую Москва традиционно и законно считает сферой своего влияния»; «Американцы прямо влияли на Майдан и руководили им – что взбесило Москву»; «Россия вернула себе Крым, который всегда был русским – можно до хрипоты спорить о законности, но Россия уже Крым не отдаст»; «Украине будет всяко лучше без Крыма – страна и так на грани развала и у нее есть тьма более насущных проблем, которые надо срочно решать»; «Америке необходимо прекратить повышать голос и опираться на реальную тихую невидимую миру дипломатию».
Мэтлок был предпоследним американским послом в Советском Союзе, причем в наиболее ключевой период позднесоветской истории: с 1987 по 1991 годы (а до этого еще дважды работал в Москве, в 1960-х и 1970-х). Один из немногих американцев, которые не на словах, а на деле знают Россию, при этом не страдают ни хронической ненавистью, ни, напротив, слепой любовью. О многих моментах советской и российской политики Мэтлок отзывался критически – и тем ценнее его мнение сегодня.
К сожалению, Мэтлок – это бывший посол (после распада СССР он покинул государственную службу и занялся научной и преподавательской деятельностью). По свидетельству всех кто с ним встречался, Мэтлок являл собой классического дипломата: человек с острым умом, с чувством юмора, хорошими знаниями и самое главное – спокойный и хладнокровный. Чего не скажешь о другом американском после – Саманте Пауэр, официальном представителе США в ООН. Ее реакция на референдум в Крыму была настолько бурной, что даже основные американские СМИ, обычно благодушно относящиеся к Пауэр, не смогли удержаться от комментариев. Видеокадры и фотографии взбешенной Пауэр, удивленно-спокойно взирающего на нее постоянного представителя России в ООН Виталия Чуркина и откровенно смеющихся на заднем плане дипломатов обошли в буквальном смысле слова весь мир – кое-где их сопровождали ехидными подписями типа: «Критические дни мировой политики».
Пауэр в буквальном смысле устроила в стенах ООН истерику, опустившись до откровенно недипломатических выражений в адрес России: «Вор может украсть, но это не дает ему права собственности на награбленное». После своего пламенного выступления она подошла к Чуркину и заявила ему, что Россия «не имеет права забывать, что она не победитель, а побежденный».
Вот! Этот момент, собственно и является ключевым для понимания реакции США на происходящее. Дело не в какой-то выдающейся невоспитанности или отсутствия дипломатического опыта у Пауэр – хотя и это тоже важно. И даже не в принадлежности ее к прекрасному полу и какой-то особо повышенной эмоциональности присущей женщинам. В конце концов, одна из предшественников Пауэр на должности представителя в ООН (а также госсекретарь США) Мадлен Олбрайт по эмоциональности напоминала бетонную плиту, а вела себя не в пример жестче. Основное заключается именно в этих словах: «побежденный».
Для Америки это понятие, можно сказать, основополагающее. О психологии американцев, как личностей и политической психологии США написаны тома. Но если продраться сквозь тонны многосложных терминов, то ясно будет видно, что одной из основных черт, присущих американцам, является желание побеждать. Америку часто сравнивают с подростком: некий такой горластый пацан, любопытный, навязчивый, не умеющий себя вести в обществе, уверенный в своей исключительности, а также в том, что мир до него не существовал. Что, по сути, верно. И как любому подростку, ему хочется быть «круче» всех. Ему хочется победы и прилагающегося к ней всеобщего признания факта, что он – победитель. Это – основное.
Для американцев исключительно важно быть победителем. Не имеет значения, в чем именно. Даже не очень и важно, является ли американец победителем на самом деле. Важно, выглядит ли он выигравшим. Потому что победа (желательно любой ценой) – это основа американской психологии. Как сказал футбольный тренер Генри Сандерс, «Победа – это не самое главное. Это единственное главное». И это правило проецируется буквально на все в жизни США: от состязаний в детском саду, кто быстрее съест пончик, до решения внешнеполитических вопросов.
Именно поэтому американская массовая культура – фильмы, книги, телевидение – ориентированы на success story, историю успеха. Ты должен быть победителем – потому что наихудшее что с тобой может случиться это проигрыш. Быть проигравшим – а уж тем более побежденным – страшнее этого американец представить себе ничего не может. Loser – это не столько слово в языке, сколько клеймо, страшная и несмываемая печать: «Неудачник!»
Интересно, что в США большим (и заслуженным) почетом пользуются бойцы спецназа ВМС, «морские котики». Не столько потому, что они уничтожили Бен Ладена (хотя и поэтому тоже), а из-за того, как их отбирают в спецназ. Благодаря художественным фильмам и литературе, в т.ч. и документальной, средний американец знает, что отбор в это подразделение жесточайший. Испытания, которым подвергаются курсанты в ходе отбора, способны неподготовленного человека сломать и свести с ума, причем порой в буквальном смысле. Иногда из 400 с чем-то кандидатов до финиша доходит менее 10 человек. И вот именно они в глазах всех остальных и становятся настоящими героями. Потому что они – победители. Они смогли преодолеть непреодолимое и дойти до победы. Это – акме американского духа. При этом за кадром остается судьба тех, кто сошел с дистанции или не смог пройти испытание. О них мало кто знает – и с точки зрения американца правильно что не знают. Потому что проигрывать – это абсолютно не по-американски. Это что-то из разряда того, чего не может быть никогда, даже в невыносимых условиях. У этой психологической установки есть, однако, очень любопытный эффект. Если американец (оставим в покое спецназ) проигрывает, то он практически никогда не винит в этом ни себя, ни злую судьбу. Он всегда найдет кого-то, на кого можно свалить вину, будь то родители, общество, правительство, соседи, супруг/а, пролетавший мимо голубь или недостаточно ярко светившее солнце. Американец просто не может быть ни в чем не виноват – никогда. Отсюда есть и еще одно следствие: если американец не виноват, а виноват кто-то другой, то следовательно на этого другого можно – и нужно – подать в суд, который признает правоту и на законных основаниях назовет пострадавшую сторону победителем.
Американцы абсолютно искренне считают себя единственной страной, умеющей побеждать. Определенные основания так считать у Америки есть – из десятков войн, которые вели США поражения составляют единицы. Да и то, по мнению американцев, это «не считается». В Войне 1812 года американцы формально поражения не потерпели – а следовательно, с их точки зрения, выиграли (что с исторической точки зрения не совсем так – Гентский мир всего лишь закрепил статус-кво). Гражданская война 1861–1865 принесла поражение Югу – но не всей Америке. (Любопытно, что Юг, проигравший на поле боя, позже, как писали «выиграл войну в умах» – тем самым заложив еще одну американскую традицию «если мы не победили в реальности, то должны победить в истории», но это тема для отдельной статьи). В Первую Мировую войну США вступили спустя почти три года после ее начала – но сразу же после подписания перемирия в 1918 году громогласно объявили себя победителем, а система международных отношений, возникшая после той войны получила название версальско-вашингтонской (поскольку была предложена и сформирована президентом США Вудро Вильсоном). Во Второй Мировой войне США одержали победу – правда говоря об этом, американцы в последние годы (видимо из какой-то странной деликатности) забывают добавить, что в той войне участвовали не только они, а основная тяжесть Второй Мировой выпала на Европу, где основная масса американских войск появилась меньше чем за год до мая 1945. Корейскую войну в Америке не случайно долгое время называли «забытой войной»: общество предпочло позабыть, что армия США показала там себя не самым лучшим образом.
Единственным сильным «пораженческим» исключением стал Вьетнам – хотя если судить с военной точки зрения, как раз там армия США побеждала. Но войны заканчивают политики – а они приняли решение о прекращении этого конфликта. И поэтому Вьетнам стал своеобразной психологической травмой для США – во многом потому, что считался проигрышем. Клише «Америка проиграла Вьетнам» превратилось в устойчивый оборот, который со временем стал восприниматься как очевидный факт. Потребовались фильмы типа «Рэмбо», позиция Рональда Рейгана, и общественный запрос на патриотизм, чтобы отношение к Вьетнаму изменилось – с конца 1980-х это описывалось фразой «Да, из Вьетнама мы ушли, но вот воевали мы там геройски». Соответственно, спустя еще какое-то количество лет, Вьетнам стал восприниматься чуть ли не победой – а потом и понятие «чуть» незаметно исчезло.
Но конечно, самая важная победа в истории США – это «Победа В Холодной Войне». Неважно, что на самом деле в ней не было победителей и побежденных – важно как это воспринималось в США. А воспринималось просто: Америка – это величайший в мировой истории победитель, одолевший крупнейшую в мире страну. Соответственно, победа Америки – это крупнейшая победа за все время существования человечества. Сомневаться в этом может либо откровенный враг США, либо, политкорректно говоря, «недостаточно сильный в интеллектуальном плане человек». Ну а Россия, естественным образом, являлась проигравшей стороной. И не просто проигравшей – а побежденной и сокрушенной всей мощью «страны героев и земли свободных».
За прошедшие почти четверть века эта парадигма накрепко устоялась в общественном сознании США. Средний американец может относиться к России с симпатией, может ее не любить, может вообще быть равнодушным к тому, что Россия делает на внешнеполитической арене. Но при этом он подспудно знает – спасибо пропаганде – что Россия это «побежденная страна». Он вряд ли способен объяснить, в чем именно состоит «побежденность», но ставить этот факт под сомнение ему и в голову не придет. Что же касается американской политической элиты, то там убежденность, что Россия побеждена, воспринимается как естественная и единственно возможная реальность. Справедливости ради, необходимо отметить, что с 1991 года Россия неоднократно давала поводы так считать.
И вот сейчас происходит нечто, что опрокидывает с ног на голову все представления американского Госдепартамента и администрации президента США не только о России, но и о существующем миропорядке. Другими словами, у американцев «рвётся привычный шаблон». Дело не в том, что Россия позволила себе что-то, на что она (по мнению США) не имела права. Дело в том, что это позволила Россия – побежденная страна.
Принять такое – а тем более согласиться с этим – США не способны. Дело еще в одной особенности восприятия мира Америкой. Та самая американская исключительность, которая в США является краеугольным камнем политической философии, психологии, массового сознания, менталитета и проч. привела к тому, что американцы никого не воспринимают равными себе. Они могут быть предельно вежливыми, сочувственными, убежденными либералами, горячими поборниками равноправия и фанатичными отрицателями расизма и прочей дискриминации. Могут, да. Но при этом равными себе они не признают никого. Это проявляется на всех уровнях – бытовой расизм в США, вопреки распространенному мнению, нисколько не задавлен (он проявляется не в столь резких формах, но он существует). Расизм может быть многократно предан анафеме, и во главе Америки может стоять черный (ну, или коричневый) президент – но никогда американец про себя не признает равным себе японца, француза, южноафриканца, аргентинца, немца, индуса – ну, а про русских и говорить нечего.
«Нацией лавочников и торгашей» Америку обозвали еще в XIX веке – сравнение не очень приятное, но кое в чем верное. Даже недоброжелатели признавали, что если американцы что-то и умеют делать – то это вести дела, «делать бизнес». Но такой бизнес-талант, помноженный на осознание исключительности приводит к тому, что и в качестве бизнес визави американец опять же равных себе не видит. В бизнесе есть либо начальник, либо подчиненные. Равного бизнес-партнера нет – всегда есть кто-то либо старший, либо младший. Эта модель переносится и на международные отношения – что приводит к фундаментальным проблемам. Когда американцы ведут с кем-то переговоры, то они воспринимают противную сторону как подчиненного, в лучшем случае младшего бизнес-партнера. Старшим бизнес-партнером противная сторона быть не может – это противоречит всей концепции: старший – это начальник, это тот, кто диктует условия. А таких акторов просто не существует. Кто может быть начальником над США? Вероятнее всего, Господь, но, к счастью, или, к сожалению, его существование материалистически недоказуемо.
И теперь обратимся вновь к текущим событиям. Россия и США так или иначе вовлечены в переговорный процесс по украинскому вопросу. С точки зрения США, Россия – это проигравшая страна. Побежденная. На переговорах она должна соглашаться – да, можно идти на определенные уступки, но она должна соглашаться на то, что ей говорят. Она не имеет права и не может ни при каких условиях ни требовать что-то, ни диктовать свои условия, ни действовать без одобрения победителя. Потому что если она поступает так – то получается, что она – не побежденная. А поскольку победитель всегда один – то раз Россия не побежденная, то проигравшей стороной получаются США. Такого не может быть. Скорее ад замерзнет напрочь, как говорят в Америке, или камни заговорят.
Практика отношений с позиции силы сыграла с Америкой злую шутку – меньше чем за столетие американцы на самом деле уверовали в свою исключительность. Что интересно, так было не всегда. Как писал видный американский политолог Роберт Каган в своей статье «Сила и слабость»: «Государственные мужи Америки XVIII и начала XIX века… призывали отвергнуть грубое насилие во имя международного права и прислушиваться к мировому общественному мнению. Молодые Соединенные Штаты опирались на силу, выступая против более слабых народов, населявших североамериканский континент, но когда им приходилось сталкиваться с европейскими гигантами, они осуждали подобный подход и, напротив, клеймили силовую политику европейских империй XVIII и XIX века как пережиток проклятого прошлого».
США сегодня не могут принять изменившийся мир – потому что картина этого мира абсолютно не соответствует тому, на чем построено сознание США. С точки зрения Вашингтона есть только Pax Americana: победителей не может быть много, есть только один победитель по праву исключительности и по праву того, что США – лучшие; побежденные обязаны вести себя определенным образом и никак иначе. С точки зрения психологии, естественной реакцией на существование чего-то нежелательного, того, что человек не может принять, является отрицание. В более тяжелых формах это выливается в истерику – т.е. в противоречие между желанием чего-либо и невозможностью его удовлетворить. Отсюда и поведение Саманты Пауэр: мир не просто не укладывается в привычные рамки, он форменным образом выламывается, поскольку побежденная сторона оказывается вовсе не такой.
Здесь есть два момента, хороший и плохой. Хороший заключается в том, что США начинают понимать, что мира, условно говоря, 1990-х годов уже, по всей вероятности не будет. Это был мир, где «вмешательству Америки уже никто не препятствовал. Она могла направлять свои войска, куда и когда захочет, и доказательством тому стали резко участившиеся военные вторжения. При Буше-старшем – вторжение в Панаму в 1989 году, война в Персидском заливе в 1991 году и гуманитарная интервенция в Сомали в 1992 году; администрация Клинтона продолжила эту линию на Гаити, в Боснии и Косово… новые технологии давали США возможность с большей легкостью прибегать практически в любой точке планеты к ограниченному вмешательству - посредством воздушных налетов и ракетных ударов». Процесс осознания этого – долгий и болезненный, но в принципе проходимый. Плохой момент – это то, что занять это может чрезвычайно долгое время, притом, что результатов никто не гарантирует. Психологи выделяют пять этапов переживания неприятного факта: отрицание-гнев-торг-депрессия-принятие. И от отрицания до принятия может пройти невероятно долгое время – за которое случиться может всякое. Вопрос – захотят ли США проходить этот путь?
Автор: Тимофей Голочалов
Реакция США на украинские события и особенно на референдум в Крыму и последующее возвращение полуострова в состав России описывается одним словом – истерика. Естественно, речь идет о политическом истеблишменте – рядовому американцу в среднем нет особого дела до того, что Россия (про которую он, возможно, что-то и слышал) «аннексировала» (иного слова в американских СМИ просто не употребляют) какой-то Крым, отобрав его у какой-то там Украины. А вот политическая и экспертная верхушка просто в растерянности. Единственным нормальным человеком на этом фоне выглядит бывший посол США в Москве Джек Мэтлок. На прошлой неделе он дважды (сначала в журнале «Тайм», а потом в большом интервью телепрограмме «Демократия сейчас») предельно четко обозначил тезисы: «Мы, американцы, сами виноваты в том, что не развивали гармоничные отношения с Россией, а вместо этого нахрапом лезли на территорию, которую Москва традиционно и законно считает сферой своего влияния»; «Американцы прямо влияли на Майдан и руководили им – что взбесило Москву»; «Россия вернула себе Крым, который всегда был русским – можно до хрипоты спорить о законности, но Россия уже Крым не отдаст»; «Украине будет всяко лучше без Крыма – страна и так на грани развала и у нее есть тьма более насущных проблем, которые надо срочно решать»; «Америке необходимо прекратить повышать голос и опираться на реальную тихую невидимую миру дипломатию».
Мэтлок был предпоследним американским послом в Советском Союзе, причем в наиболее ключевой период позднесоветской истории: с 1987 по 1991 годы (а до этого еще дважды работал в Москве, в 1960-х и 1970-х). Один из немногих американцев, которые не на словах, а на деле знают Россию, при этом не страдают ни хронической ненавистью, ни, напротив, слепой любовью. О многих моментах советской и российской политики Мэтлок отзывался критически – и тем ценнее его мнение сегодня.
К сожалению, Мэтлок – это бывший посол (после распада СССР он покинул государственную службу и занялся научной и преподавательской деятельностью). По свидетельству всех кто с ним встречался, Мэтлок являл собой классического дипломата: человек с острым умом, с чувством юмора, хорошими знаниями и самое главное – спокойный и хладнокровный. Чего не скажешь о другом американском после – Саманте Пауэр, официальном представителе США в ООН. Ее реакция на референдум в Крыму была настолько бурной, что даже основные американские СМИ, обычно благодушно относящиеся к Пауэр, не смогли удержаться от комментариев. Видеокадры и фотографии взбешенной Пауэр, удивленно-спокойно взирающего на нее постоянного представителя России в ООН Виталия Чуркина и откровенно смеющихся на заднем плане дипломатов обошли в буквальном смысле слова весь мир – кое-где их сопровождали ехидными подписями типа: «Критические дни мировой политики».
Пауэр в буквальном смысле устроила в стенах ООН истерику, опустившись до откровенно недипломатических выражений в адрес России: «Вор может украсть, но это не дает ему права собственности на награбленное». После своего пламенного выступления она подошла к Чуркину и заявила ему, что Россия «не имеет права забывать, что она не победитель, а побежденный».
Вот! Этот момент, собственно и является ключевым для понимания реакции США на происходящее. Дело не в какой-то выдающейся невоспитанности или отсутствия дипломатического опыта у Пауэр – хотя и это тоже важно. И даже не в принадлежности ее к прекрасному полу и какой-то особо повышенной эмоциональности присущей женщинам. В конце концов, одна из предшественников Пауэр на должности представителя в ООН (а также госсекретарь США) Мадлен Олбрайт по эмоциональности напоминала бетонную плиту, а вела себя не в пример жестче. Основное заключается именно в этих словах: «побежденный».
Для Америки это понятие, можно сказать, основополагающее. О психологии американцев, как личностей и политической психологии США написаны тома. Но если продраться сквозь тонны многосложных терминов, то ясно будет видно, что одной из основных черт, присущих американцам, является желание побеждать. Америку часто сравнивают с подростком: некий такой горластый пацан, любопытный, навязчивый, не умеющий себя вести в обществе, уверенный в своей исключительности, а также в том, что мир до него не существовал. Что, по сути, верно. И как любому подростку, ему хочется быть «круче» всех. Ему хочется победы и прилагающегося к ней всеобщего признания факта, что он – победитель. Это – основное.
Для американцев исключительно важно быть победителем. Не имеет значения, в чем именно. Даже не очень и важно, является ли американец победителем на самом деле. Важно, выглядит ли он выигравшим. Потому что победа (желательно любой ценой) – это основа американской психологии. Как сказал футбольный тренер Генри Сандерс, «Победа – это не самое главное. Это единственное главное». И это правило проецируется буквально на все в жизни США: от состязаний в детском саду, кто быстрее съест пончик, до решения внешнеполитических вопросов.
Именно поэтому американская массовая культура – фильмы, книги, телевидение – ориентированы на success story, историю успеха. Ты должен быть победителем – потому что наихудшее что с тобой может случиться это проигрыш. Быть проигравшим – а уж тем более побежденным – страшнее этого американец представить себе ничего не может. Loser – это не столько слово в языке, сколько клеймо, страшная и несмываемая печать: «Неудачник!»
Интересно, что в США большим (и заслуженным) почетом пользуются бойцы спецназа ВМС, «морские котики». Не столько потому, что они уничтожили Бен Ладена (хотя и поэтому тоже), а из-за того, как их отбирают в спецназ. Благодаря художественным фильмам и литературе, в т.ч. и документальной, средний американец знает, что отбор в это подразделение жесточайший. Испытания, которым подвергаются курсанты в ходе отбора, способны неподготовленного человека сломать и свести с ума, причем порой в буквальном смысле. Иногда из 400 с чем-то кандидатов до финиша доходит менее 10 человек. И вот именно они в глазах всех остальных и становятся настоящими героями. Потому что они – победители. Они смогли преодолеть непреодолимое и дойти до победы. Это – акме американского духа. При этом за кадром остается судьба тех, кто сошел с дистанции или не смог пройти испытание. О них мало кто знает – и с точки зрения американца правильно что не знают. Потому что проигрывать – это абсолютно не по-американски. Это что-то из разряда того, чего не может быть никогда, даже в невыносимых условиях. У этой психологической установки есть, однако, очень любопытный эффект. Если американец (оставим в покое спецназ) проигрывает, то он практически никогда не винит в этом ни себя, ни злую судьбу. Он всегда найдет кого-то, на кого можно свалить вину, будь то родители, общество, правительство, соседи, супруг/а, пролетавший мимо голубь или недостаточно ярко светившее солнце. Американец просто не может быть ни в чем не виноват – никогда. Отсюда есть и еще одно следствие: если американец не виноват, а виноват кто-то другой, то следовательно на этого другого можно – и нужно – подать в суд, который признает правоту и на законных основаниях назовет пострадавшую сторону победителем.
Американцы абсолютно искренне считают себя единственной страной, умеющей побеждать. Определенные основания так считать у Америки есть – из десятков войн, которые вели США поражения составляют единицы. Да и то, по мнению американцев, это «не считается». В Войне 1812 года американцы формально поражения не потерпели – а следовательно, с их точки зрения, выиграли (что с исторической точки зрения не совсем так – Гентский мир всего лишь закрепил статус-кво). Гражданская война 1861–1865 принесла поражение Югу – но не всей Америке. (Любопытно, что Юг, проигравший на поле боя, позже, как писали «выиграл войну в умах» – тем самым заложив еще одну американскую традицию «если мы не победили в реальности, то должны победить в истории», но это тема для отдельной статьи). В Первую Мировую войну США вступили спустя почти три года после ее начала – но сразу же после подписания перемирия в 1918 году громогласно объявили себя победителем, а система международных отношений, возникшая после той войны получила название версальско-вашингтонской (поскольку была предложена и сформирована президентом США Вудро Вильсоном). Во Второй Мировой войне США одержали победу – правда говоря об этом, американцы в последние годы (видимо из какой-то странной деликатности) забывают добавить, что в той войне участвовали не только они, а основная тяжесть Второй Мировой выпала на Европу, где основная масса американских войск появилась меньше чем за год до мая 1945. Корейскую войну в Америке не случайно долгое время называли «забытой войной»: общество предпочло позабыть, что армия США показала там себя не самым лучшим образом.
Единственным сильным «пораженческим» исключением стал Вьетнам – хотя если судить с военной точки зрения, как раз там армия США побеждала. Но войны заканчивают политики – а они приняли решение о прекращении этого конфликта. И поэтому Вьетнам стал своеобразной психологической травмой для США – во многом потому, что считался проигрышем. Клише «Америка проиграла Вьетнам» превратилось в устойчивый оборот, который со временем стал восприниматься как очевидный факт. Потребовались фильмы типа «Рэмбо», позиция Рональда Рейгана, и общественный запрос на патриотизм, чтобы отношение к Вьетнаму изменилось – с конца 1980-х это описывалось фразой «Да, из Вьетнама мы ушли, но вот воевали мы там геройски». Соответственно, спустя еще какое-то количество лет, Вьетнам стал восприниматься чуть ли не победой – а потом и понятие «чуть» незаметно исчезло.
Но конечно, самая важная победа в истории США – это «Победа В Холодной Войне». Неважно, что на самом деле в ней не было победителей и побежденных – важно как это воспринималось в США. А воспринималось просто: Америка – это величайший в мировой истории победитель, одолевший крупнейшую в мире страну. Соответственно, победа Америки – это крупнейшая победа за все время существования человечества. Сомневаться в этом может либо откровенный враг США, либо, политкорректно говоря, «недостаточно сильный в интеллектуальном плане человек». Ну а Россия, естественным образом, являлась проигравшей стороной. И не просто проигравшей – а побежденной и сокрушенной всей мощью «страны героев и земли свободных».
За прошедшие почти четверть века эта парадигма накрепко устоялась в общественном сознании США. Средний американец может относиться к России с симпатией, может ее не любить, может вообще быть равнодушным к тому, что Россия делает на внешнеполитической арене. Но при этом он подспудно знает – спасибо пропаганде – что Россия это «побежденная страна». Он вряд ли способен объяснить, в чем именно состоит «побежденность», но ставить этот факт под сомнение ему и в голову не придет. Что же касается американской политической элиты, то там убежденность, что Россия побеждена, воспринимается как естественная и единственно возможная реальность. Справедливости ради, необходимо отметить, что с 1991 года Россия неоднократно давала поводы так считать.
И вот сейчас происходит нечто, что опрокидывает с ног на голову все представления американского Госдепартамента и администрации президента США не только о России, но и о существующем миропорядке. Другими словами, у американцев «рвётся привычный шаблон». Дело не в том, что Россия позволила себе что-то, на что она (по мнению США) не имела права. Дело в том, что это позволила Россия – побежденная страна.
Принять такое – а тем более согласиться с этим – США не способны. Дело еще в одной особенности восприятия мира Америкой. Та самая американская исключительность, которая в США является краеугольным камнем политической философии, психологии, массового сознания, менталитета и проч. привела к тому, что американцы никого не воспринимают равными себе. Они могут быть предельно вежливыми, сочувственными, убежденными либералами, горячими поборниками равноправия и фанатичными отрицателями расизма и прочей дискриминации. Могут, да. Но при этом равными себе они не признают никого. Это проявляется на всех уровнях – бытовой расизм в США, вопреки распространенному мнению, нисколько не задавлен (он проявляется не в столь резких формах, но он существует). Расизм может быть многократно предан анафеме, и во главе Америки может стоять черный (ну, или коричневый) президент – но никогда американец про себя не признает равным себе японца, француза, южноафриканца, аргентинца, немца, индуса – ну, а про русских и говорить нечего.
«Нацией лавочников и торгашей» Америку обозвали еще в XIX веке – сравнение не очень приятное, но кое в чем верное. Даже недоброжелатели признавали, что если американцы что-то и умеют делать – то это вести дела, «делать бизнес». Но такой бизнес-талант, помноженный на осознание исключительности приводит к тому, что и в качестве бизнес визави американец опять же равных себе не видит. В бизнесе есть либо начальник, либо подчиненные. Равного бизнес-партнера нет – всегда есть кто-то либо старший, либо младший. Эта модель переносится и на международные отношения – что приводит к фундаментальным проблемам. Когда американцы ведут с кем-то переговоры, то они воспринимают противную сторону как подчиненного, в лучшем случае младшего бизнес-партнера. Старшим бизнес-партнером противная сторона быть не может – это противоречит всей концепции: старший – это начальник, это тот, кто диктует условия. А таких акторов просто не существует. Кто может быть начальником над США? Вероятнее всего, Господь, но, к счастью, или, к сожалению, его существование материалистически недоказуемо.
И теперь обратимся вновь к текущим событиям. Россия и США так или иначе вовлечены в переговорный процесс по украинскому вопросу. С точки зрения США, Россия – это проигравшая страна. Побежденная. На переговорах она должна соглашаться – да, можно идти на определенные уступки, но она должна соглашаться на то, что ей говорят. Она не имеет права и не может ни при каких условиях ни требовать что-то, ни диктовать свои условия, ни действовать без одобрения победителя. Потому что если она поступает так – то получается, что она – не побежденная. А поскольку победитель всегда один – то раз Россия не побежденная, то проигравшей стороной получаются США. Такого не может быть. Скорее ад замерзнет напрочь, как говорят в Америке, или камни заговорят.
Практика отношений с позиции силы сыграла с Америкой злую шутку – меньше чем за столетие американцы на самом деле уверовали в свою исключительность. Что интересно, так было не всегда. Как писал видный американский политолог Роберт Каган в своей статье «Сила и слабость»: «Государственные мужи Америки XVIII и начала XIX века… призывали отвергнуть грубое насилие во имя международного права и прислушиваться к мировому общественному мнению. Молодые Соединенные Штаты опирались на силу, выступая против более слабых народов, населявших североамериканский континент, но когда им приходилось сталкиваться с европейскими гигантами, они осуждали подобный подход и, напротив, клеймили силовую политику европейских империй XVIII и XIX века как пережиток проклятого прошлого».
США сегодня не могут принять изменившийся мир – потому что картина этого мира абсолютно не соответствует тому, на чем построено сознание США. С точки зрения Вашингтона есть только Pax Americana: победителей не может быть много, есть только один победитель по праву исключительности и по праву того, что США – лучшие; побежденные обязаны вести себя определенным образом и никак иначе. С точки зрения психологии, естественной реакцией на существование чего-то нежелательного, того, что человек не может принять, является отрицание. В более тяжелых формах это выливается в истерику – т.е. в противоречие между желанием чего-либо и невозможностью его удовлетворить. Отсюда и поведение Саманты Пауэр: мир не просто не укладывается в привычные рамки, он форменным образом выламывается, поскольку побежденная сторона оказывается вовсе не такой.
Здесь есть два момента, хороший и плохой. Хороший заключается в том, что США начинают понимать, что мира, условно говоря, 1990-х годов уже, по всей вероятности не будет. Это был мир, где «вмешательству Америки уже никто не препятствовал. Она могла направлять свои войска, куда и когда захочет, и доказательством тому стали резко участившиеся военные вторжения. При Буше-старшем – вторжение в Панаму в 1989 году, война в Персидском заливе в 1991 году и гуманитарная интервенция в Сомали в 1992 году; администрация Клинтона продолжила эту линию на Гаити, в Боснии и Косово… новые технологии давали США возможность с большей легкостью прибегать практически в любой точке планеты к ограниченному вмешательству - посредством воздушных налетов и ракетных ударов». Процесс осознания этого – долгий и болезненный, но в принципе проходимый. Плохой момент – это то, что занять это может чрезвычайно долгое время, притом, что результатов никто не гарантирует. Психологи выделяют пять этапов переживания неприятного факта: отрицание-гнев-торг-депрессия-принятие. И от отрицания до принятия может пройти невероятно долгое время – за которое случиться может всякое. Вопрос – захотят ли США проходить этот путь?
Автор: Тимофей Голочалов
Нравится
В избранное
Цитировать
подробнее