Годы молодые с забубенной славой
Годы молодые с забубенной славой,
Отравил я сам вас горькою отравой.
Я не знаю, мой конец близок ли, далёк ли,
Были синие глаза, да теперь поблёкли.
Где ты, радость? Темь и жуть, грустно и обидно.
В поле, что ли? В кабаке? Ничего не видно.
Руки вытяну – и вот, слушаю на ощупь:
Едем... кони... кони... снег... проезжаем рощу.
"Эй, ямщик, неси вовсю! Чай, рожден не слабым
Душу вытрясти не жаль по таким ухабам!"
А ямщик в ответ одно: "По такой метели
Очень страшно, чтоб в пути лошади вспотели".
"Ты ямщик, я вижу, трус.. Это не с руки нам!"
Взял я кнут и ну стегать по лошадьим спинам.
Бью, а кони, как метель, снег разносят в хлопья.
Вдруг толчок... и из саней прямо на сугроб я.
Встал и вижу: что за черт – вместо бойкой тройки...
Забинтованный лежу на больничной койке.
И заместо лошадей по дороге тряской
Бью я жесткую кровать мокрою повязкой,
На лице часов в усы закрутились стрелки.
Наклонились надо мной сонные сиделки.
Наклонились и хрипят: "Эх, ты, златоглавый,
Отравил ты сам себя горькою отравой.
Мы не знаем, твой конец близок ли, далек ли,
Синие твои глаза в кабаках промокли".
(С. Есенин)