Неверный логин или пароль
Забыли пароль?
 
22 Ноября 2024 пятница
Леон Д28.11.2014  с помощью Деловая газета Взгляд
Келин: Киев умышленно уничтожает объекты промышленности в Донбассе
Киевские власти намерено уничтожают в Донбассе объекты промышленности и инфраструктуры обеспечения, однако Россия не...
Интервью с французскими добровольцами:
28.11.2014 - 13:01
Мне довелось слышать про бойцов-европейцев, воюющих за ополчение, ещё будучи в Донбассе. Но пересечься с ними в Донецке или на фронте не получилось. Зато удалось в центре Москвы. На станции метро меня ожидали двое мужчин в военных куртках, у одного из них, назвавшегося Жан-Пьером, решившего скрывать своё лицо от съемки, была георгиевская лента на плече. Он провёл в Донецке лишь несколько дней и пока не считает себя солдатом. Жан-Пьер рассказал, что имеет русское происхождение, но родился и вырос во Франции.
С ним был Виктор Лента (Victor Lenta) в камуфляжной зимней куртке, одетой поверх тельняшки. Он — тот самый харизматичный и улыбчивый француз колумбийского происхождения, предстающий на многих фото с большими усами и снайперской винтовкой. Виктор — не просто неформальный лидер группы «воинов-интернационалистов», но и полевой командир. Именно с ним и завязался основной разговор.

Вопрос (Андрей Бородулин): Как вы предпочитаете, чтобы вас называли и какие формулировки, напротив, используются в медиа, но вам неприятны?

Виктор: В России меня часто зовут «Пуаро», из-за усов, меня это не смущает (смеётся). На войне меня нередко зовут «Командир» (Commandant). Я же не против, чтобы меня звали просто по имени: Виктор.

Что же касается моей группы, то мы предпочитаем зваться добровольцами. Я не люблю термин «сепаратист», по-моему — он носит исключительно негативный оттенок. Те, кто сражаются за Донбасс — это защитники своей земли, а подлинные сепаратисты — это украинская армия, пытающаяся отделить население этой земли от России, с которой жители Донбасса связаны геополитически и исторически.

Вопрос: В какой момент вы узнали о кризисе в Украине и когда решили туда отправиться?

Виктор: Начал интересоваться, как только возникли события на площади Майдан, эта лживая революция. Для меня очевидно, что Майдан — типичная «цветная» революция, устроенная по теории Джина Шарпа, по концепции, ставящей задачу дестабилизировать и свергать режимы, неудобные НАТО и США.

Как только я увидел, что жители Донбасса начинают вооружаться для отпора установившейся в Киеве власти, то принял решение отправиться в этот регион. Вместе с соратниками мы стали обсуждать этот план ещё в апреле и приняли окончательное решение в мае. Прибыли на место в июне. Таким образом, два месяца ушло на подготовку.

Вопрос: Вы были ранее знакомы с теми, с кем отправились в эту поездку? Вместе принадлежите к какому-то движению?

Виктор: Мы все члены организации, которую я создал в январе 2014 года в Белграде. Она называется «Континентальный союз». Все мы считаем себя не только добровольцами, но и революционерами.

«Континентальный союз» — это геополитическое движение, во многом опирающееся на труды Александра Дугина и на соответствующие принципы сопротивления.

У нашей организации есть три главных концепта: геополитический, провозглашающий поддержку многополярного мира, антимондиализм, защита традиционных ценностей — семейных, цивилизационных. И третье: это революционные цели, где революция является подлинно народной, направленной против мировой олигархии.

Вопрос: То есть, революция против капитализма?

Виктор: Да, именно так. Сейчас много говорят об итогах Второй мировой войны, о том, что «демократия победила фашизм». Но в послевоенном мире победила не демократия, не свобода, в итоге верх взял капитализм, который — не меньшее зло, чем фашизм.

Вопрос: И все французы, кто приехал с вами, они тех же взглядов?

Виктор: Да, и более того: они уже давно были «политическими солдатами», у себя во Франции.

Вопрос: На мой взгляд, мы сейчас в Донбассе наблюдаем в некоторым смысле «войну национализмов»: национализма украинского и национализма русского, если говорить мягче: русской идентичности. Не кажется ли вам парадоксальным, что вы — соучастники этого противостояния?

Виктор: К сожалению, есть националистический фактор в этой войне. Украинские националисты — безоговорочные русофобы. Программы «Правого сектора», «Свободы» — шовинистические, расистские по своей сути. Их участники — добровольные бойцы на войне против русского мира.

Вопрос: Но вторая сторона этого конфликта — они настроены антиукраински, у них есть в некоторой степени украинофобия…

Виктор: Нет, я не заметил, что у воинов Донбасса есть такого рода неприязнь к противнику. Многие из них имеют украинские паспорта и даже называют себя украинцами. Они сражаются не против Украины или украинцев, а против украинской армии, подчиняющейся олигархам.

Нужно понимать, что это не этническое противостояние. Весь конфликт на Украине запущен Западом, НАТО, Евросоюзом для дестабилизации России. Может быть, для кого-то из украинских националистов — это межэтническая война, вот только для ЕС, Запада — это возможность прибрать к рукам землю Донбасса. Это часть большой войны, которая уже давно ведётся и разгорается. Бывшая Югославия, Сирия, Ливия, теперь Украина — все эти страны расшатываются в интересах Западного мира.

На мой взгляд, украинский ультра-национализм не имеет оснований. Мы все знаем, что Россия, православный мир зародились в Киеве. У русских есть право говорить о том, что огромная часть Украины имеет русскую идентичность: на этой территории люди говорят и думают по-русски, являются православными, они хотят и дальше оставаться русскими. А украинский национализм основан на ложных понятиях…

Жан-Пьер: …на Бандере.

Виктор: Есть небольшая часть Украины, это запад, которая не является русской, она скорее подвержена польскому, венгерскому влиянию.
И ещё я хочу добавить: когда украинские националисты рушат памятники Ленину, это напоминает мне миф об «убийстве отца». Ведь Ленин, вы можете меня поправить, если я не прав, при устроении СССР воссоздал Украину, как нацию.

Жан-Пьер: И это именно советская власть индустриализировала Украину.

Виктор: Да, именно так.

Вопрос: Что касается памятников Ленину, то я бы с этим немного поспорил. Мне довелось говорить с теми, кто рушил памятник Ленину в Киеве, ещё во время событий на Майдане и мне стало очевидно, что для них эти монументы — прежде всего символы Москвы, «московской власти». Памятники Ленину — это некие символические маячки, оставшиеся со времени, когда Москва всё в Украине контролировала. И разрушающие эти маячки, демонстрируют: мы больше не являемся зоной контроля со стороны России.

Сейчас многим известно, что во Франции позицию России в этом конфликте поддерживают, помимо прочих, французские националисты. Я не знаю, как «Идентитеры» (прим.: политическое движение Identitaires), но, судя по СМИ, «Национальный фронт», Марин Ле Плен не раз высказывалась по этому поводу…

Жан-Пьер: То, что говорят СМИ и Марин Ле Пен — это разные вещи. Если верить французским СМИ, то Россия уже 34 раза напала на Украину. Представьте себе, какая чушь, как можно 34 раза подряд напасть на какую-то страну?

Виктор: Французские СМИ, крепко удерживаемые властью и системой, ещё со времени Майдана заняли резкую антироссийскую позицию. Эти СМИ не являются независимыми. Мы, например, для поиска объективной информации о ситуации использовали интернет. Французские СМИ тоже не смогли не замечать материалов в Сети, и с появлением обилия доказательств о манипуляциях на Майдане, о бомбардировке мирных жителей на востоке Украины, начали представлять чуть иную точку зрения, в сравнении с той, что была в начале. Но ничего не изменилось в отношении России. Она продолжает описываться в Западной прессе исключительно враждебно: «Россия — это агрессор», «Путин — ужасный президент» и так далее.

Каждый раз, когда Западный мир хочет свергнуть какой-то режим, он начинает с обработки общественного мнения в своих странах. Так у нас было с Башаром Асадом: «Он убивает, пытает своё население», «Это дикатор…».

Жан-Пьер: То же самое говорили о Каддафи…

Виктор: Да, о Каддафи были ровно те же слова. Будьте очень внимательны, если на Западе говорят сейчас подобное о России, о Путине, это означает, что готовится свержение режима в России. Мы слишком хорошо знаем, как это происходит.

Вопрос: И всё же, как по вашему мнению — позиция Марин Ле Пен, «Национального фронта» искренняя или это просто их политический интерес?

Виктор: Моё личное мнение, что это политическая игра Марин Ле Пен. У неё нет искренних пророссийских чувств. Она — сильная женщина, просто желающая власти. Я знаю, что в этом всём ещё и замешаны деньги. Потому её позиция не может быть искренней.

Хочу подчеркнуть, что это моё личное мнение. Жан-Мари Ле Пен, её отец, напротив, глубоко любил Францию, он тот, кого справедливо назвать «патриотом от сердца». Но Марин Ле Пен — другая история.

Вопрос: Что угрожает вам, если вы вернётесь во Францию?

Виктор: Франция поддержала решение Киева проводить так называемую антитеррористическую операцию. Получается, что по французским законам мы можем легко быть записаны в террористы и будем осуждены по соответствующей статье.

Вопрос: То есть, вы не планируете возвращаться в свою страну?

Жан-Пьер: Сперва мы закончим эту войну. А там посмотрим.

Вопрос: Расскажите, боевые задачи какого типа вам довелось выполнять в Донецкой и Луганской областях?

Виктор: В Донецке мы принимали участие в боях на территории аэропорта, мы выслеживали вражескую артиллерию. В Луганской области у нас были боевые операции недалеко от украинского блокпоста в Дебальцево. Наш отряд обнаружил и уничтожил в окрестностях этого городка группу вражеской пехоты.

Но основную часть времени мы были инструкторами, мы обучали ополченцев, добровольцев технике действий специальных отрядов. Мы с Николя Перович считаем своим успехом то, что мы подготовили за считанные недели большое число гражданских лиц, никогда не воевавших, к профессиональному ведению боевых действий.

Жан-Пьер: Хочу добавить, что уже не один ополченец, которого обучали Виктор и Николя, был награждён за выполнение боевых задач.

Виктор: Что касается будущего: я хотел бы объединить всех иностранных добровольцев в группу под единым командованием, в группу хорошо вооружённую, обученную и предназначенную для войны типа «геррилья», для операций за линией фронта, в тылу врага. К сожалению, сейчас иностранные добровольцы не используются в полной мере для настоящих боевых действий. С ними много общаются, их присутствие в Донбассе преподносится в пропаганде, что я могу понять, это особенность времени, пропаганда очень важна, но… это не совсем то, на что они рассчитывали. Бразильцы, испанцы, проделавшие путь в полмира, прибыли в Донбасс сражаться, а не общаться.

У меня были дискуссии на эту тему с командованием ДНР, с местной властью. Я объяснил, что мы сами берём на себя подготовку, реструктуризацию групп иностранных добровольцев и мы сами будем отправлять их на места боевых задач. Пока же, к сожалению, они используются «не более чем на 10%».

Вопрос: В одном из СМИ я читал, что будто бы в Донбассе действует отдельная бригада, состоящая из французов и сербов. Насколько это близко к правде?

Виктор: Близко к правде, потому что изначально именно это мы и задумали: создать франко-сербский отряд. Кстати, командир Николя Перович — француз сербского происхождения. Для нас, французов было особенно важно объединиться именно с сербами, потому что мы помним позорное соучастие Франции в атаке на Югославию. Общим делом мы хотели, как бы, реабилитироваться за свою страну, чтобы окончательно сблизиться с сербскими воинами и уже вместе идти в будущее, создавать новую Европу.

Помимо прочего, наша группа уже давно имеет немало контактов в Белграде, Николя по сути серб и говорит по-сербски, на наш призыв откликнулось немало сербов, таким образом: франко-сербский союз напрашивался сам собой. Но впереди нас ждал сюрприз: в Донбасс прибыли бразильцы, испанцы, которые тоже захотели присоединиться к нам и в результате франко-сербская бригада превратилась в интернациональную.

Вопрос: Ну что ж, мы много поговорили об идеологии, о политике, а теперь о том, что, возможно, для многих наиболее интересно. О войне и боевых действиях. Виктор, расскажите о своём боевом опыте до этой войны.

Виктор: Для меня война в Донбассе — четвёртая по счёту. Я — старый солдат французской армии, парашютист, воевал в республике Чад, в 2008-ом, затем был в Афганистане, а в 2011-ом принимал участие в операциях в Кот-д’Ивуаре.

Второй командир — Николя, который был со мной в Донбассе, также воевал в Афганистане, а ещё двое французов были в Афганистане в составе армии, но не принимали участия в боевых действиях. Тем не менее, их пребывание там дало нашей группе немало опыта.

Вопрос: Получается, что вам не потребовалось ничему учиться по прибытию или всё-таки пришлось изучить оружие российского производства?

Виктор: Так получилось, что во всех предыдущих войнах, где я участвовал, наши оппоненты были вооружены оружием российского или советского производства. Так что, оно не было мне в новинку (смеётся). Но в то же время, предстояло прикоснуться непосредственно к русскому языку, к русским привычкам, культуре. Это было по-настоящему важно для нас.

А ещё для нас оказался особенным сам тип войны, которая ведётся в Донбассе. Этот тип сложно охарактеризовать одним словом: у неё есть черты гражданской, есть черты геррильи, партизанской, в ней смешались сразу несколько видов войн.

Вопрос: Остались два вопроса, ответы на которые, возможно, будут самыми любопытными. Расскажите про наиболее опасные, рискованные для вас эпизоды на этой войне: где вы были близки к гибели или, напротив, достигли какого-то неожиданного боевого успеха.

Виктор: Несомненно, самый опасный эпизод случился в Донецке. Это произошло, когда из-за использования мобильных телефонов, нашу казарму начала бомбить украинская армия. Кстати, каждый раз, когда на позициях кто-то поговорил по сотовому, это отслеживалось и спустя 5 минут начинался обстрел из «Градов» или миномётов. В ту бомбардировку я был по-настоящему близок к гибели. Не было страха, потому что я умею им управлять, но я понимал, какая опасность меня окружает.

Вопрос: Сам я, возвращаясь в очередной раз с юго-востока Украины, очень не люблю вопросы «Ну что будет дальше?», «Каков твой прогноз?». Но всё же, сейчас наступает зима, и я хочу спросить, каким видится вам ход войны в будущие морозы, кто может иметь больше успеха в этот период?

Виктор: Я думаю, что… украинская армия готовит летнее наступление. Она неспособна атаковать этой зимой. Украинские солдаты слишком устали и деморализованы. Сейчас они лишь создают оборонительные посты. И именно, сейчас, когда украинская армия ослабла — лучшее время для того, чтобы сокрушить их оборонительные позиции. Иначе они под надёжной защитой проведут успешную подготовку к большому развёртыванию войск, летнему наступлению.

Время работает на украинскую армию, они готовят не только вооружение, к ним едет немало американских инструкторов. Если ополчение не начнёт наступление сейчас, зимой, то уже весной оно будет слишком затруднено. Что касается нас, мы будем в Донбассе этой зимой и хотим наступать.