Пушкин об ультра-либерале своего времени Чаадаеве:
Ты просвещением свой разум осветил,
Ты правды чистый свет увидел,
И нежно чуждые народы возлюбил,
И мудро свой возненавидел.
Когда безмолвная Варшава поднялась,
И Польша буйством опьянела,
И смертная борьба меж братьев началась,
При крике "Польска не згинела!" -
Ты в кабинетах криком горло надсадил,
Как захмелевшей шляхте вторил,
Под дребезг древних лат да скрежет ржавых вил
Ты там чернил немало пролил.
Когда же Дибич сам назначен был в поход,
Пестро парижский пустомеля
Ревел на кафедре про честный русский сброд -
Ты пил здоровье Лелевеля.
Ты руки потирал от наших неудач,
С лукавым смехом слушал вести,
Когда от косарей полки бежали вскачь,
И гибло знамя нашей чести.
Когда ж Варшавы бунт раздавленный лежал
Во прахе, пламени и дыме,
Поникнул ты главой и горько возрыдал,
Как жид о Иерусалиме.
(1831)
Ты просвещением свой разум осветил,
Ты правды чистый свет увидел,
И нежно чуждые народы возлюбил,
И мудро свой возненавидел.
Когда безмолвная Варшава поднялась,
И Польша буйством опьянела,
И смертная борьба меж братьев началась,
При крике "Польска не згинела!" -
Ты в кабинетах криком горло надсадил,
Как захмелевшей шляхте вторил,
Под дребезг древних лат да скрежет ржавых вил
Ты там чернил немало пролил.
Когда же Дибич сам назначен был в поход,
Пестро парижский пустомеля
Ревел на кафедре про честный русский сброд -
Ты пил здоровье Лелевеля.
Ты руки потирал от наших неудач,
С лукавым смехом слушал вести,
Когда от косарей полки бежали вскачь,
И гибло знамя нашей чести.
Когда ж Варшавы бунт раздавленный лежал
Во прахе, пламени и дыме,
Поникнул ты главой и горько возрыдал,
Как жид о Иерусалиме.
(1831)
подробнее
подробнее
подробнее
подробнее
подробнее