Придется все-таки написать о Кельне, потому что уж очень много всякой ерунды и конспирологии распространяется. Даже старый занюханный фейк пошел в дело.
В сущности, многие выводы, сделанные мной в сентябре, подтвердились, но это не потому что я такой крутой прорицатель, а потому что 2+2=4, и с этим довольно сложно что-то поделать.

Итак, тезисно:
1. Бессилие полиции
а) Немецкая полиция боится применять силу в отношении мигрантов. После кампании масс-медиа, клеймивших полицейских (в первую очередь, венгерских, но также македонских или хорватских), за применение силы (вспомним известную фотографию и ее историю), немецкой полиции необходимо показывать, что она не такая, а иная, вся из блесток и минут. До 31.12. любой полицейский начальник совершенно четко осознавал, что фотографии, на которых его подчиненные дубинками увещевают безоружных мигрантов, будут означать его автоматическое увольнение в течение 48 часов. Что ж, по итогам кельнских событий местный полицейский начальник тоже оказался уволен, но тут сработал несколько иной механизм: после скандала такого масштаба общественное мнение требует принесения ритуальной жертвы, и так как политические деятели и пресса заняли позицию "мы невиноватые, они сами пришли", то жертва определилась автоматически (ради справедливости, следует указать, что информационная политика кельнской полиции действительно была ужасна, в частности, утром 1 января на их сайте было опубликовано сообщение "Все хорошо, прекрасная маркиза, прошла спокойно эта ночь").

б) Полиция не имеет опыта противостояния агрессивной и психологически неподавляемой толпе. Как в известном отчете о событиях, так и в многочисленных интервью полицейские жалуются на то, что правонарушители проявляют неуважение к представителям закона, игнорируют их указания, нападают на полицейских, оказывают сопротивление при задержании, на допросах откровенно надсмехаются над чиновниками и, разумеется, не идут на сотрудничество. В таких масштабах это новый феномен для немецкой полиции, которая привыкла к тому, что даже самым отмороженным местным преступникам есть что терять, поэтому совсем на рожон они не лезут. Нынешним же правонарушителям терять совершенно нечего кроме своей койки в общежитии для беженцев, да и ту (в большинстве своем) они потерять никак не могут. Напротив, с их точки зрения, попав в Германию, они уже выиграли главный приз в Лотерее Жизни, и могут теперь рантьерствовать вдоволь.

в) Опыт полиции показывает, что задержания за мелкие правонарушения (нарушение общественного порядка, мелкие кражи и пр.) в подавляющем большинстве случаев приводят к тому, что уже через несколько часов задержанный оказываются на свободе, потому что выдвинуть обвинения против конкретного правонарушителя так, чтобы с ними согласился судья, крайне сложно. Правонарушители действуют обычно группой и без доказанного сговора задержанный всегда может кивать на соседа, которого он, конечно же, не знает. То же самое, кстати, с преступлениями на сексуальной почве в Кельне: отделить козлищ от агнцев, "просто стоявших вокруг" полиции в большинстве случаев вряд ли удастся. И даже если удастся, наказания за мелкие правонарушения крайне мягки, к тому же части правонарушителей еще нет 20 лет, что дополнительно смягчает наказание. Например, каждый из группы алжирских и марокканских карманных воров (около 50 человек) на бременском вокзале за последний год совершил от 11 до 54 краж, при этом наиболее активен 15-летний подросток. Практическое отсутствие наказаний за проступки дополнительно стимулирует правонарушителей (см. 1b)

г) Даже если полиции удалось доказать личную вину правонарушителя и суд ее признал, это не является основанием для высылки беженца из Германии. Для высылки нужно, чтобы наказание превышало 3 года тюрьмы. Но даже в этом случае высылка - процесс не автоматический, а неспешная юридическая процедура. Кроме того, для высылки нужно формальное согласие страны происхождения правонарушителя, которое зачастую отсутствует. Ну и наконец, в страны, в которых ведутся военные действия, согласно статье 33 конвенции о беженцах высылать попросту запрещено (если совершенное беженцем преступление не является особо тяжким). Таким образом, беженцам из Сирии и Ирака (коих большинство, см. также 2в, 2д) ничего не грозит ни в коем случае.

д) Как я уже писал, у полиции практически нет источников и агентов в среде новых мигрантов, особенно в группах мигрантов, которые примыкают к уже существующим криминальным структурам или вербуются ими (подобные структуры традиционно не церемонятся с доносчиками). Полиции не хватает специалистов со знанием языка, которые могли бы отслеживать информацию в социальных сетях или прослушивать телефоны подозреваемых (более того: такие специалисты не могут появиться в течение пары месяцев по мановению волшебной палочки). Отсюда полное отсутствие информации и намерениях мигрантов под Новый год собираться тесными компаниями в публичных местах. И что еще более важно: отсутствие информации о наличии среди мигрантов приверженцев Исламского государства и пр.

2. Управленческий хаос.
а) Выступления бундесканцлера в августе-сентябре и соответствующие административные решения Ведомства по делам беженцев привели к лавинообразному увеличению числа беженцев в последние месяцы 2015 года (сейчас среднее число пересекающих границу несколько упало, но по-прежнему составляет около 3000 человек в день). Мне трудно судить, действительно ли мигранты считают себя персонально приглашенными в Германию бундесканцлером и поэтому имеющими право ставить себя над законом и порядком или лишь пользуются этим как убедительным риторическим аргументом, но фразу "Вы должны обходиться со мной вежливо. Меня пригласила госпожа Меркель" я слышал задолго до кельнских событий от частного лица, работающего в центре Мюнхена (как цитату из уст беженца, который вел себя агрессивно и которого пытались урезонить. Фраза заучена назубок и произносится практически без акцента).

б) Помимо миллиона с небольшим зарегистрированных в 2015 году беженцев в Германии, в страну прибыло также до 250 тысяч незарегистрированных. Где они находятся, на что они существуют, какова цель их приезда - вопросы, кажется, ключевые для безопасности любого государства - но в нынешней ситуации ответить на них никто не может.

в) Германия принимает в том числе и беженцев, которые не имеют на руках документов, удостоверяющих личность (зачастую их специально уничтожают, чтобы скрыть страну происхождения). Мне не удалось найти точных общих цифр, однако, в разных источниках в разное время (июль, начало сентября, начало декабря) говорится о 80% беженцев без документов. Даже если считать, что эта цифра завышена, понятно, что такая правовая практика дает безграничный простор для манипуляций - ведь шансы на получение статуса беженца напрямую зависят от страны происхождения. Кроме того, разумеется возможно, что паспорта беженцев поддельные (этот бизнес в Турции и на Балканах процветает) или выданы органами, не имеющими на то законных оснований.

г) Да, управленческие структуры Германии были совершенно не готовы к наплыву беженцев. Безусловно, вина лежит и на руководителях этих структур (самое фатальное, что плохо работали или в принципе не существовали системы межведомственного обмена информацией, в частности, между полицией и ведомством по делам беженцев, что приводило к необходимости двойной регистрации и пр.) Столь же безусловно, что немецкие чиновники, находящиеся в статусе государственных служащих это зачастую люди, считающие, что они тоже уже выиграли в Лотерею Жизни (только в другую) и особых стимулов активнее шевелить пальцами у них нет.
Тем не менее в том, что в ведомстве по делам беженцев скапливается все больше и больше необработанных заявлений, а перед дверями местных учреждений, занимающихся регистрацией беженцев, толпятся дикие очереди, как в Берлине, виноваты в том числе и политики (см. 2а). И если увеличить количество клерков, ведущих первичный прием, еще возможно, то взять специалистов, которые разбирались бы в ближневосточной и североафриканской специфике, попросту неоткуда, они так же не могут мгновенно появиться по мановению волшебной палочки как и полицейские специалисты (см. 1д). Тем не менее и здесь общественности были принесены ритуальные жертвы из управленцев: в сентябре - президент Ведомства по делам беженцев, в декабре - глава берлинского управления. На управленческие структуры идет политический напор с требованием "Пятилетку в три года!". На роль арбитров (Entscheider), т.е. людей, принимающих решения о предоставлении статуса беженца, кое-где нанимают практикантов, которые после 3-8 дневной процедуры ознакомления с процессом, получают возможность самостоятельно принимать решения, причем чем больше в день, тем лучше.

д) До начала нынешнего года признание статуса беженцев для сирийцев происходило по облегченной процедуре. Это означало, что если человек заявлял о том, что он сириец и ставил в анкете соответствующий крестик, то статус беженца представлялся ему фактически автоматически, без дополнительной проверки личности, без беседы с сотрудником ведомства и пр. Теперь сложите в уме пункты 2в и 2д, и вы поймете, почему некоторые мигранты считают, что они уже выиграли главный приз в Лотерее Жизни (см. 1б, 1г).
После этого ситуация, когда оказывается, что застреленный на днях в Париже энтузиаст был известен в Германии под семью разными именами (и несколько раз зарегистрирован, в частности, как марокканец и как грузин, но согласно последней, действующей, регистрации он был сирийским беженцем, проживающим в общежитии в Реклингхаузене), кажется не экстраординарной, а будничной.

3. Политические мантры
Политики как заведенные продолжают повторять мантры, причем зачастую уже трудно понять: это пропаганда, потеря чувства реальности или уже просто автомедитация. Вот несколько наиболее распространенных.

а) "Нам нужно больше европейской солидарности [в вопросе беженцев]" (Меркель только что в Майнце)
Вообще-то уже самое время понять, что никакой европейской солидарности в этом вопросе нет и не будет: принятые ранее решения не выполняются, квоты игнорируются, восточноевропейские страны выступают против беженцев единым фронтом, а предпоследняя страна в Европе, которая активно принимала беженцев - Швеция - закрыла свои границы. Вся система работает в качестве гигантского насоса, который вкачивает беженцев в Германию, и европейская солидарность проявляется в том, что все остальные страны солидарны с таким механизмом работы насоса.

б) "Надо ужесточать законы и снизить порог уголовного наказания [с трех лет до года], после которого правонарушители-мигранты высылаются из страны (Габриэль, тоже только что).
Может, и рады бы были, да Женевская конвенция не велит. См. 1г.

в) "Нельзя ставить всех беженцев под общее подозрение (Generalverdacht)".
Моя любимая мантра. Разумеется, нельзя считать всех беженцев потенциальными правонарушителями. Но вот задавать вопрос, действительно ли они беженцы или просто мигранты, решившие улучшить условия своей жизни, можно и нужно. Опять-таки в миграции нет ничего плохого: если немецкая конституция вкупе с актуальной трактовкой законов дают такую лазейку, люди вправе ей пользоваться.
И все же обычные граждане вынуждены в жизни следовать различным условностям: например, стоять в аэропорту в очередях на паспортный контроль. Казалось бы, политики должны сказать: "Не надо ставить всех под общее подозрение, пропускайте без проверки". Но они почему-то этого не говорят.
Оппонентам, которые утверждают, что закон требует проверки личности, тыкают в лицо гипотетическим примером несчастной семьи, едва успевшей покинуть Алеппо во время бомбардировки, разрушившей их дом, под руинами которого остались все документы (ведущий ZDF Клебер на днях в интервью с Зеехофером). Логика, однако, подсказывает, что подобные пострадавшие как раз имеют очень мало шансов добраться до Европы и скорее осядут в одном из лагерей беженцев на Ближнем Востоке. Транзит нескольких человек стоит денег, пятизначную сумму в долларах. Пример, в котором человек потерял под бомбежкой все документы, но сохранил в кармане десяток тысяч долларов, кажется мне чересчур смелым даже для гипотетического.
Вопрос о том, что даже в случае настоящих беженцев в помощи на самом деле нуждаются скорее семьи, сидящие в лагере в Турции, а не молодые ребята, прорвавшиеся через пяток границ в Германию, оставим за рамками обсуждения.

г) Наша цель - интеграция, а не мультикультурализм и не ассимиляция.
Это тоже какая-то медитативная, натурально, практика: мол если одно трудновыговариваемое слово заменит другим, то сразу же станет легче. Как будет проходить эта интеграция и почему она должна увенчаться успехом - совершенно непонятно, но если часто повторять одно и то же, то народ должен поверить.
На практике каких-то цифр, статистически подтверждающих успешность интеграции среди нынешних выходцев с Ближнего Востока, пока нет. Цифры, подтверждающие неуспешность, по крайней мере, локальную, напротив есть. На севере Эссена уже несколько десятилетий живет крупная община выходцев из Ливана, в 2013 г. 90% из них жили на социальную помощь. Каким образом государство собирается заинтересовать беженцев выйти на рынок труда, никто из политиков, повторяющих мантру про "интеграцию", конкретно не уточняет. Особенно если учесть, что большинство в связи с плохим образованием или полным отсутствием оного, не имеет на этом рынке практически никаких шансов.

4. Благие намерения масс-медиа.
а) Я не верю в существование какой-то Тайной Правительственной Директивы, которая предписывала масс-медиа до 4 января держать информацию о кельнских событиях под спудом. На вечер 4 января о них сообщили лишь местные газеты, онлайн-порталы местной телерадиостанции WDR и журнала Фокус. Общественное телевидение молчало до пятого (ZDF, у ARD в новостях были сообщения в разделе "Разное"), зато пятого они решили, что мятеж, который нельзя подавить, следует возглавить и сделали новость темой дня. Затем некоторое время повторялось, что данных о том, что правонарушители являются недавно прибывшими беженцами, нет, пока седьмого полиция не устроила слив своих внутренних документов, и положение не прояснилось окончательно (впрочем, и это не помешало ZDF выпустить в качестве комментатора некогда прославившуюся феминистку, доложившую общественности, что сводить проблему к сексуальным атакам на женщин со стороны мигрантов - расизм, в доказательство чему привела статистику изнасилований на октоберфесте, которую, на всякий случай, выдумала сама). После чего масс-медиа и завели пластинку "мы невиноватые, нас дезинформировала полиция" (см. 1а).

б) Проблема тут гораздо глубже. Дело в том, что с самого начала кризиса основные немецкие масс-медиа заняли позицию не беспристрастного наблюдателя, а активного участника конфликта. Причем двигали конкретными журналистами, я в этом уверен, исключительно благие побуждения: гуманность, сострадание, эмпатия. Достойны несчастные люди, бегущие от гражданской войны и проделывающие путь в несколько тысяч километров, жалости? Безусловно. Следует им помочь? Конечно! И тема на несколько недель становится главной темой новостных программ (которые внимательно слушает и бундесканцлер). И вот уже картинки ради в кадр все время попадают беженки с детьми, а не молодые мужчины, из которых в тот момент поток большей частью и состоял. И вот уже мелкие правонарушения - пересечение границ без документов, неповиновение местной (венгерской или македонской) полиции - расцениваются как "Not kennt kein Gebot" (нужда не знает закона) и выдаются в эфир без всяких критических комментариев. И вот уже стандартный рассказ беженца: "Я из Сирии, учился в университете, бегу от войны, хочу продолжить образование в Германии" каждый раз принимается за чистую монету, при этом у журналиста даже не возникает вопроса, почему он каждый раз слышит одно и то же.
Однако, несмотря на просветительскую работу масс-медиа в Германии (репортажи о правильных беженцах и торжестве интеграции порою превышали даже советский уровень рапортов об успехах колхозного строительства) участились поджоги убежищ, предназначенных для беженцев и усилилась поддержка крайне правых партий и движений. С точки зрения наблюдателя это факт, пусть крайне неприятный, но таково положение вещей. А вот с точки зрения участника конфликта совершенно ясно, что существует информация, распространение которой будет увеличивать число таких нападений и популярность таких партий. В первую очередь, информация о криминальном поведении мигрантов в Германии. Значит хорошо бы, чтобы такая информация вообще не пускалась в эфир или - в худшем случае - шла фоном в разделе "Разное". Хотя есть прецеденты прямой цензуры, гораздо чаще, как мне кажется, здесь работала самоцензура. Еще раз повторю: журналисты с моральной точки зрения занимают совершенно неуязвимую позицию, они абсолютно правы: беженцам необходимо помогать, а от речей крайне правых политиков, навроде Бьерна "Бернда" Хеке из AfD совершенно явно несет чем-то коричневым. И вот лучшие телевизионные сатирики придумывают сногсшибательные остроты по поводу октябрьского пассажа Хеке о немецких женщинах, которые не смогут теперь спокойно ходить по улицам (чтобы потрафить своей аудитории Хеке уточнил, что речь идет об истинно арийских, блондинистых женщинах). Очень смешные остроты, все держатся за животики, но вот случается Кельн, и уже вроде как не так смешно.

в) В борьбе за все хорошее, надо отметить, масс-медиа порой ведут себя не менее агрессивно, чем "арабские или североафриканские" правонарушители. Одно неверное движение - и оппонент зашвыривается в правый лагерь к тов.Хеке и его блондинкам. Есть мы - Силы Добра, есть крайне правый лагерь - Силы Зла, те же, кто не с нами - льют воду на их мельницу. Позиция оппонентов намеренно упрощается и вышучивается, к примеру, сводится к используемым правыми понятиям. (свежий пример: статья в Шпигеле "CSU entdeckt die Lügenpresse": так как партия ХСС подвергла критике замедленную реакцию масс-медиа на кельнские события, ее представителей немедленно приравняли к тем крайне правым, которые считают всю немецкую прессу лживой).

Заключение.
Европейское и, в частности, немецкое общество гораздо более устойчиво, чем это, возможно, кажется со стороны. Никакого Заката Европы не случится ни завтра, ни послезавтра. Да, AfD прибавит себе голосов на выборах и в этом году пройдет во все ландтаги. Но угрозы правительственного переворота не существует - партия зелено-христианских социал-демократов по-прежнему останется у власти и в стране, и в отдельных землях. Однако, если приток беженцев будет продолжаться в том же объеме, в Германии будет крепнуть и усиливаться (фактически уже существующее) параллельное общество, живущее по своим законам, которые имеют мало общего с законами немецкими. Это приведет к известному ухудшению уровня жизни, возможно, некоторому ограничению свободы передвижения из-за геттоизации и пр. Если полиции и антитеррористическим структурам удастся наладить внутри этого общества систему информаторов, то пока все ограничится вышеприведенными неудобствами. С какого момента количество беженцев (если прогнозы об их невысоких шансах на рынке труда окажутся верными) потянет вниз социальную систему Германии, мне трудно судить, я не экономист. Но не очень скоро.
Альтернативой развитию этого параллельного общества было бы изменение конституции (или, по крайней мере, ее трактовки) и фактическое закрытие южной границы. На такие радикальные меры, если не случится ничего совсем дерьмового, никто не пойдет. Поэтому пока мы будем и дальше слушать все те же мантры политиков и проповеди движимых благими намерениями журналистов.