Люди не могут жить без ориентиров. Когда ориентиры, выведенные из религиозного понимания мира, утратили легитимность, срочно потребовались новые ориентиры. Для этого нужно было новое мировоззрение, соответствующее научным фактам.
Формируя новое понимание мира, элита рассуждает: если вселенная не имеет начала, значит, у нее нет Творца. Значит, Бога в традиционном понимании тоже нет. И быть не может. Получается, природа есть Бог, но он не личность и потому просто — бог.Следующий шаг: если нет Творца, не может быть информации, исходящей от Творца. Все религиозные заповеди рождены или человеком, или не человеком, но только не Творцом. Информация, позиционированная божественной, на поверку таковой не являлась.
Вчера считалось, лучше умереть, чем нарушить заповедь. В новых условиях такая категоричность пропадает. Заповеди получают статус полезной информацией, выработанной в процессе выживания общества. Их теперь понимают не как прямые указания от Бога, а чем-то типа правил поведения на подлодке, самолете и прочих местах повышенной опасности. Эти инструкции написаны кровью, и потому подлежат безоговорочному исполнению, как бы глупы они не казались. Но теперь считалось, за невыполнение инструкции тебя накажет не Бог, а сама жизнь.
Само по себе нарушение заповедей перестало пониматься злом. Злом теперь были возможные последствия (возможные — не значит обязательные). Если раньше в обществе, верящим в существование Бога, наказание за нарушение считалось неизбежным (Бог всевидящ и всемогущ, и от Него ничего нельзя скрыть), то в обществе, отрицающим Бога, наказание может быть только от людей. Но люди не всемогущи и не всевидящи. Это значит, преступление от них можно скрыть). Если никто не узнал о преступлении (или если даже узнал, но ты сильнее узнавших), гарантируется безнаказанность. Когда уходит неизбежная ответственность, гарантию наказания сменяет гарантия безнаказанности.
Далее следуют еще более интересные выводы. Если мир был всегда и мир есть всё, значит, мир — единственное бытие. Никакого иного бытия, бывшего прежде мира, нет. Есть только одно бытие, вечно существующее во времени и пространстве.
Если церковь учила о загробной жизни, которая существует за рамками мира, времени и пространства, а у мира нет рамок, то выйти за них нельзя. Получается, нет никакой загробной жизни. Есть только то, что существует в нашем мире. Что исчезает, того нет. Вас после смерти больше не будет, как не было до вашего появления на свет.
Для любого разумного существа окончательное и бесповоротное исчезновение означает не только исчезновение его туловища и личности, но так же исчезновение всей вселенной. Мы можем верить, с нашим исчезновением мир не исчезнет (именно верить, потому что доказать это невозможно). Как мы можем сказать, что существует после нас, если нас там не будет? Мы можем предположить, после нас мир продолжает быть, но не можем утверждать.
Читатель легко докажет, мир не исчезает с его смертью. Он рассудит: если до меня люди умирали, и мир не исчезал, значит, когда я умру, мир тоже не исчезнет. Будет так же, как у Блока: «Ночь. Улица. Фонарь. Аптека. Бессмысленный и тусклый свет. Живи еще хоть четверть века — все будет так, исхода нет».
Но если смотреть глубже, не факт, что видимый человеком мир вообще существует. Может быть, это плод вашего воображения. На вопрос, что есть мир, реальность или творение разума, нет ответа (теория иллюзорности мира именуется солипсизмом, о чем мы подробно поговорим, когда будем разбирать природу мира).
Что для человека реальность? Ощущения, сформированные мозгом из ощущений, которые ему принесли наши пять чувств. Мозг создает из них сложную картинку, именуемую реальностью — образы, переживания и прочее. Насколько созданная нашим мозгом картинка соответствует тому, что вне нас — вопрос открытый. Человеку привычно считать, что действительность такая же, как он ее видит. Но эта уверенность ни на чем не основана. Мы просто слепо веруем в это.
Реальность у всех разная. Таракан видит один мир, инопланетянин другой, человек третий. Если представить разумный фотон с глазами, он увидит какой-то иной мир, где нет ничего из того, что видим мы. Для нас вообще непонятно, как фотон будет видеть.
Видение — это прием глазом отраженных частиц света. Как отраженные частицы попадут в «глаза» фотона-наблюдателя, если размер частиц равен размеру наблюдателя? Как бы мы видели, если бы частицы света напоминали пушечные ядра? Наверное, у нашего видящего фотона должен быть какой-то иной принцип видения (как, например, видение снов — мы же их не глазами видим).
На эту тему Рассел говорил, люди исходили из уверенности, что мир такой, как мы его видим. Опираясь на это, они пришли к выводам, мир совсем не такой, как мы его видим. До сих пор непонятно, что такое материя, ибо то, что нам кажется монолитным и протяженным, если смотреть в сильно увеличенном размере, оказывается… пустотой, где живут субатомные частицы, которые даже не подчинены человеческой логике.
Если все свои ощущения, которые человек называет миром, данным ему в ощущениях, есть творение его разума, исчезновение человека означает исчезновение создаваемой его мозгом картинки (ведь именно эту картинку люди называют миром).
Если даже реальность вокруг нас есть именно такая, каковой мы ее ощущаем, и после нашей смерти она продолжит существовать — это ничего не меняет. Раз нас нет — для нас мира тоже нет. Вселенная в этом смысле для человека существует, пока он существует. Как только человек пропал, вселенная для него тоже пропала. Нет ее, если даже она есть. Для него нет.
На основании нового мировоззрения формируется принципиально иная шкала ценностей. Если то, что человек называет миром, сотворено его сознанием, получается, человек в прямом смысле есть творец мира — высшая ценность, выше которой ничего помыслить нельзя. Человек занимает место Бога. Его жизнь выше жизни других людей. Потому что, я исчезну, — они тоже исчезнут.
Эта логика сознательно и подсознательно наполняет человека нарождающейся эпохи. Он считает себя ценностью, с которой ничто даже рядом поставить нельзя. Если кого спросить, что выше, ваша жизнь или соседа, он ответит, не особо задумываясь. Если сложится критическая ситуация, предполагающая реализацию этого знания, он его реализует. И не потому, что он плохой, а потому что такова шкала ценностей.
Если кто скажет, а как же быть с ситуацией, когда мать умирает, чтобы спасти ребенка? Или когда солдат бросается на дзот, умирая сам, но спасая товарищей? Все это есть, но мы несколько о другом. В первом случае работает инстинкт. Мать видит в ребенке себя, и спасает не чужое существо, а себя, свою лучшую часть, выраженную в ребенке. К этому поступку понятие правильно/ошибочно неприменимо, ибо нет варианта «не спасать».
Пример с матерью кажется однозначный. Но если смотреть глубже — отношение матери к ребенку зависят не столько от инстинкта, сколько от воспитания. Человечество знает культы, где поедание матерями своих детей было в экстремальной ситуации нормой.
Библия описывает женщин, поругавшихся на почве такого поедания. «И сказала она: эта женщина говорила мне: “отдай своего сына, съедим его сегодня, а сына моего съедим завтра”. И сварили мы моего сына, и съели его. И я сказала ей на другой день: “отдай же твоего сына, и съедим его”. Но она спрятала своего сына». (4Цар. 6, 28-29). Все это описано в терминах и с эмоциональным накалом, как если бы матери вели речь о курицах, а не о собственных детях. Получается, материнский инстинкт — не безусловная данность, как дышать (никто не может не дышать), а продукт воспитания. В одном случае женщина смотрит на ребенка с умилением, и в ней формируется то, что мы называем материнским инстинктом. В другом случае она смотрит на него без всяких теплых чувств.
В случае с солдатом имеет место эмоция, аффект. Это не умаляет подвига, способности к жертвенности и благородства воина. Мы просто хотим обратить внимание на технологии, способные привести человека в состояние, когда он за компанию повесится.
Но мы говорим не о инстинктивной или эмоциональной мотивации, а о сознательном поступке, сформированном на основании шкалы ценностей. Именно она образует критическую массу, задающую генеральное направление цивилизации.
При новом понимании мира никакой высшей ценности кроме человека нельзя помыслить. Помыслить что-то выше жизни можно, если есть Бог, сотворивший мир. Тогда после смерти можно как бы присоединиться к Богу, продолжая в Нем жить. Но если мир вечен, Бога в смысле Творца помыслить нельзя. А без Него нельзя помыслить загробной жизни.
Если человек божество, его желания, права и свободы священны. Смысл существования мира при такой шкале ценностей — обеспечить желания, права и свободы человека. Смысл жизни человека: достижение божественного состояния — всемогущества и бессмертия. Из потенциального божества человек должен стать реальным.
Вывод о божественности человека следует из нового понимания целого мира. Постоянно наращивая могущество, человек однажды будет всемогущим и бессмертным. Мы по сравнению с нашими потомками будем примерно как неандерталец по сравнению с нами.
Однажды всемогущество достигнет такого уровня, что появится возможность оживить всех ранее умерших (например, по оставленному ими в пространстве информационному следу). Сначала оживят самых великих представителей человечества, и далее всех подряд (ради научных, практических целей, или просто из соображений гуманизма).
Все это было совершенно серьезно. В СССР был создан институт мозга, где хранили мозги людей, причисленных к лику великих. Аспирантов некоторых факультетов спрашивали, в чем конечная цель коммунизма? Если он отвечал советскими кричалками и лозунгами, было понятно, человек не понимает сути гуманизма, и в партию пришел ради карьеры. Правильным ответом было: достижение бессмертия и всемогущества. Точка.
Новое понимание мира получило название «атеистическое мировоззрение». Следовавшие из него выводы заявляли человека высшей ценностью. Его права и свободы объявляются священными. Новую мировоззренческую концепцию называют гуманизмом.
project-i.info