«Евразия» евразийцев ничего общего ни с географией (знающей только одну Евразию — гигантский континент от Норвегии и Португалии, до Кореи и Вьетнама), ни с исторической Россией не имеет. Принцип сборки России, и в самом деле занимающей север Евразии в строгом географическом смысле, довольно прост и не имеет ничего общего с евразийскими гипотезами и панмонголизмом. Северная Евразия характеризуется большим количеством переплетающихся речных бассейнов, между которыми существует сравнительно легкий переход. Река — это центральный образ русского самосознания и русского национального мифа. Будучи прирожденными рекоплавателями и талантливыми мореплавателями, русские сначала создали охватывавшую речные системы Русской Равнины Киевскую Русь, а затем, когда стало возможно отбиваться от степных кочевников с помощью огневого боя, стремительно, за 68 лет прошли Сибирь и Дальний Восток. Русские шли по великим рекам и арктическим морям. И напротив, любимая евразийцами Великая Степь, сопротивлялась и угрожала России очень долго и была окончательно замирена только с достижением абсолютного военного превосходства в XVIII-XIX веках. Те зоны, которые не включены в русскую речную систему, — Кавказ и Закавказье, Средняя Азия — были объектом русской колониальной экспансии, но никогда не имели шанса стать органической частью русского пространства — для этого пришлось бы перебить большую часть их населения, чего Российская Империя никогда не практиковала. И напротив, Украина и Белоруссия, будучи составной частью русской речной системы, являются и органической частью русского пространства.
Между русскими и Азией не существовало в средние века ни культурных связей, ни, даже, взаимного интереса. Д.С. Лихачев в «Поэтике древнерусской литературы» отмечал эту удивительную черту — полное отсутствие у русских книжников интереса и любопытства к Азии.
«Отсутствие литературных связей с Азией является поражающей особенностью древнерусской литературы. Смею утверждать, что среди всех остальных европейских литератур древнерусская литература имеет наименьшие связи с Востоком. Их значительно меньше, чем связей с Востоком в Испании, Италии, Франции и, разумеется, Греции, чем у южных и западных славян. Это, несомненно, находится в связи с особой сопротивляемостью Древней Руси по отношению к Азии. Обращу внимание на следующий факт. В отличие от других стран Восточной Европы, в России не было «потурченцев», «помаков» — целых групп или районов населения, перешедших в магометанство. До сих пор в Болгарии, в Македонии, в Сербии, в Боснии, в Хорватии есть местности, населенные магометанами из славян. В этих странах сохранились памятники славянской письменности на арабском алфавите. В России, напротив, неизвестно ни одной русской рукописи, написанной восточным шрифтом. В магометанство переходили только отдельные пленники за пределами страны». Да и за пределами Руси русские воспринимали исламизацию и восточный образ жизни как угрозу и неприятность, а не как что-то вызывающее интерес. Весьма характерно, что русские, создав обширную литературу путешествий — «хожений», не создали ни единого текста посвященного путешествию на Восток — в Карокорум или Китай. У нас нет (к сожалению, конечно, но это показательно) ничего сопоставимого не то что с Книгой Марко Поло, но хотя бы с донесениями Плано Карпини и Гильома Рубрука. И это при том, что до нас дошло по полдюжины «хожений» в Царьград и Иерусалим, есть путешествие гостя Василия, дошедшего до Египта, есть рассказ о хожении на Флорентийский собор, есть даже рассказ новгородцев, доплывших до ограды Рая. А вот Восток был явно не очень интересен и совершенно неприятен русским, и они предпочли от него ментально закрыться.