В плену голландской чумки , своей вирусной отмычкой открывшей ворота автохтонной флоре, изнемогаю от бессилия, схлопнувшись в комок болящей плоти. Захлёбываюсь гнойным потоком из трахеи, судорожно сглатываю саднящую боль и попадаю в зону особой опасности - вот он каскад мерцающей аритмии.
Сердце сокращается в эпилептоидном припадке, заставляя все что не сердце распасться в кучу мусора, готовой к утилизации. Гнуснейшее предощущение смерти разрешается впадением в жар. Вижу себя растёкшейся лужей расплавленного металла на заднем сидении автомобиля, за рулём которого Меркель обсуждает с существом на переднем сидении, в какой пропорции стоит делить металл. При словах 1:3 я разделяюсь сама в себе в этом соотношении и только спасительная способность застонать возвращает меня в то, что можно опознать как тело.
А потом забытьё и попытка сползать за водой.
В конце концов приходит Аня с телефоном, полным Ирушкиного счастливого исхода, чаем и ингалятором.

Сердце сокращается в эпилептоидном припадке, заставляя все что не сердце распасться в кучу мусора, готовой к утилизации. Гнуснейшее предощущение смерти разрешается впадением в жар. Вижу себя растёкшейся лужей расплавленного металла на заднем сидении автомобиля, за рулём которого Меркель обсуждает с существом на переднем сидении, в какой пропорции стоит делить металл. При словах 1:3 я разделяюсь сама в себе в этом соотношении и только спасительная способность застонать возвращает меня в то, что можно опознать как тело.
А потом забытьё и попытка сползать за водой.
В конце концов приходит Аня с телефоном, полным Ирушкиного счастливого исхода, чаем и ингалятором.