31 мая 115 лет со дня рождения Константина Паустовского. И вот какая вспомнилась удивительная история...
Я был когда-то советским библиотечным ребенком, любил читать сентиментальные рассказы советского писателя Константина Паустовского.
Все мы тогда бредили Западом, русской культуры как бы стеснялись. Шла оттепель - первая духовная "перестройка". Однажды мне в руки попала моя детская книжка Паустовского - отшатнулся с краской стыда. И тут как раз - звонок Андрона Кончаловского: "Марлен Дитрих приехала! В Доме кино!"
Вечером у Дома кино на Воровского - не пробиться. Но - Андрон ведь сын баснописца! Сидим в партере. И вот - О н а. Узкое белое платье. Потрясающая фигура. Колье из сияющих бриллиантов. Запела! - чуть хрипловато, бесстрастно, как бы сверху - и чудовищно эротично!.. "Лили Марлен!" Мы лопались от священного восторга! Вот оно! Вот он - волшебный Запад! Зал ревел...
Напились мы тогда у Андрона - по-страшному. Орали, визжали - к черту Россию лапотную, - только Запад! Его изощренность, его раскрепощенность, его свобода! Проснулись днем, страстно продолжили восторги, и сил пойти вечером на второй концерт Марлен Дитрих уже не было.
Прошло много лет, и как бы сбылись наши оттепельные мечты - пришла Перестройка! Дюжина олигархов и 20 тысяч обкомовцев-ЦКВЛКСэмовцев быстренько скупили - за гроши! - всю Россию. Народ среагировал немедленно - начал вымирать по миллиону в год. Слово "мораль" было оплевано по самое некуда, самой популярной в России стала фраза: "Я ничего никому не должен!" Россия захлебывалась восторгом свободы, не замечая ее стремительного обращения в дикое своеволие.
Над словами - "долг", "патриотизм", "душевность" издевались сверху донизу, от радио до ТВ. Страной правили Новые Русские Мошенники, блатные и горсть новых бюрократов. Я от этой вони и грязи сбежал на Запад, с ужасом слушал "Новости" о Жириновском, об "авторитетах", правящих целыми областями, о путанах, ставших главными звездами медиа, о Березовских и Смоленских, о батальонах киллеров и прочей пене нашего лжекапитализма. Так прошло 15 лет. Но мало- помалу Россия с Путиным стала опоминаться, оглядываться - хотя бы стонать.
Я вернулся в Москву, башенную и безбашенную. Съездил в Крым, страну нашего юного диссидентства. С ужасом бежал из шалманистого, грохочущего Коктебеля. Заехал в Старый Крым и случайно попал в маленький, только что открытый музейчик всеми забытого советского писателя, кумира моего детства К. Паустовского. Осмотрел простенькую экспозицию как бы со снисходительной полуусмешкой умудренного путешествиями по земному шару небожителя и вдруг увидел на стене странную фотографию: Константин Паустовский, а перед ним на коленях стоит какая-то странная женщина. Я наклонился, щурясь... и, не веря своим глазам, обернулся к девушке-заведующей. И она кивнула мне - с улыбкой понимания: "Да, это Марлен Дитрих!"
Признаюсь, я испытал легкий шок. А когда девушка рассказала мне историю этой фотографии, пришел в шок настоящий. Потому что оказалось, что 35 лет назад, на том самом втором вечере Дитрих в ЦДЛ, куда мы с Андроном не дошли, случилось нечто фантастическое.
То есть в конце концерта на сцену ЦДЛ вышел с поздравлениями и комплиментами большой начальник из кагэбэшников и любезно спросил Дитрих: "Что бы вы хотели еще увидеть в Москве? Кремль, Большой театр, мавзолей?"
И эта как бы недоступная богиня в миллионном колье вдруг тихо так ему сказала: "Я бы хотела увидеть советского писателя Константина Паустовского. Это моя мечта много лет!"
Сказать, что присутствующие были ошарашены, - значит не сказать ничего. Мировая звезда - и какой-то Паустовский?! Что за бред?! Все зашептались - что-то тут не то! Начальник, тоже обалдевший поначалу, опомнился первым, дошло: с жиру звезда бесится. Ничего, и не такие причуды полоумных звезд пережили!
И всех мигом - на ноги! И к вечеру этого самого Паустовского, уже полуживого, умирающего в дешевой больнице, разыскали. Объяснили суть нужной встречи. Но врачи запретили. Тогда компетентный товарищ попросил самого писателя. Но и он отказался. Потребовали! Не вышло. И вот пришлось - с непривычки неумело - умолять. Умолили...
И вот при громадном скоплении народу вечером на сцену ЦДЛ вышел, чуть пошатываясь, худой старик.
А через секунду на сцену вышла легендарная звезда, гордая валькирия, подруга Ремарка и Хемингуэя, - и вдруг, не сказав ни единого слова, молча грохнулась перед ним на колени. А потом, схватив его руку, начала ее целовать и долго потом прижимала эту руку к своему лицу, залитому абсолютно не киношными слезами. И весь большой зал беззвучно застонал и замер, как в параличе. И только потом вдруг - медленно, неуверенно, оглядываясь, как бы стыдясь чего-то! - начал вставать. И встали все. И чей-то женский голос вдруг негромко выкрикнул что-то потрясенно-невнятное, и зал сразу прорвало просто бешеным водопадом рукоплесканий!
А потом, когда замершего от страха Паустовского усадили в старое кресло и блестящий от слез зал, отбив ладони, затих, Марлен Дитрих тихо объяснила, что прочла она книг как бы немало, но самым большим литературным событием в своей жизни считает рассказ советского писателя Константина Паустовского "Телеграмма", который она случайно прочитала в переводе на немецкий в каком-то сборнике, рекомендованном немецкому юношеству.
И, быстро утерев последнюю, совсем уж бриллиантовую слезу, Марлен сказала - очень просто: "С тех пор я чувствовала как бы некий долг - поцеловать руку писателя, который это написал. И вот - сбылось! Я счастлива, что я успела это сделать. Спасибо вам всем - и спасибо России!"
Вот, собственно, и вся история. Как часто мы обманываемся насчет Запада! И как трудно иногда разглядеть за гламурным блеском недоступной звезды - трепетно бьющееся человеческое сердце.
А вообще, как же это круто - успеть!..
И, слава богу, модная среди олигархата фраза: "Я никому ничего не должен!" - выходит в России из моды. Все моднее быть честным и добрым. И, возможно, скоро вообще станет модным - иметь некий долг.
И еще моднее - исполнить его.
Я был когда-то советским библиотечным ребенком, любил читать сентиментальные рассказы советского писателя Константина Паустовского.
Все мы тогда бредили Западом, русской культуры как бы стеснялись. Шла оттепель - первая духовная "перестройка". Однажды мне в руки попала моя детская книжка Паустовского - отшатнулся с краской стыда. И тут как раз - звонок Андрона Кончаловского: "Марлен Дитрих приехала! В Доме кино!"
Вечером у Дома кино на Воровского - не пробиться. Но - Андрон ведь сын баснописца! Сидим в партере. И вот - О н а. Узкое белое платье. Потрясающая фигура. Колье из сияющих бриллиантов. Запела! - чуть хрипловато, бесстрастно, как бы сверху - и чудовищно эротично!.. "Лили Марлен!" Мы лопались от священного восторга! Вот оно! Вот он - волшебный Запад! Зал ревел...
Напились мы тогда у Андрона - по-страшному. Орали, визжали - к черту Россию лапотную, - только Запад! Его изощренность, его раскрепощенность, его свобода! Проснулись днем, страстно продолжили восторги, и сил пойти вечером на второй концерт Марлен Дитрих уже не было.
Прошло много лет, и как бы сбылись наши оттепельные мечты - пришла Перестройка! Дюжина олигархов и 20 тысяч обкомовцев-ЦКВЛКСэмовцев быстренько скупили - за гроши! - всю Россию. Народ среагировал немедленно - начал вымирать по миллиону в год. Слово "мораль" было оплевано по самое некуда, самой популярной в России стала фраза: "Я ничего никому не должен!" Россия захлебывалась восторгом свободы, не замечая ее стремительного обращения в дикое своеволие.
Над словами - "долг", "патриотизм", "душевность" издевались сверху донизу, от радио до ТВ. Страной правили Новые Русские Мошенники, блатные и горсть новых бюрократов. Я от этой вони и грязи сбежал на Запад, с ужасом слушал "Новости" о Жириновском, об "авторитетах", правящих целыми областями, о путанах, ставших главными звездами медиа, о Березовских и Смоленских, о батальонах киллеров и прочей пене нашего лжекапитализма. Так прошло 15 лет. Но мало- помалу Россия с Путиным стала опоминаться, оглядываться - хотя бы стонать.
Я вернулся в Москву, башенную и безбашенную. Съездил в Крым, страну нашего юного диссидентства. С ужасом бежал из шалманистого, грохочущего Коктебеля. Заехал в Старый Крым и случайно попал в маленький, только что открытый музейчик всеми забытого советского писателя, кумира моего детства К. Паустовского. Осмотрел простенькую экспозицию как бы со снисходительной полуусмешкой умудренного путешествиями по земному шару небожителя и вдруг увидел на стене странную фотографию: Константин Паустовский, а перед ним на коленях стоит какая-то странная женщина. Я наклонился, щурясь... и, не веря своим глазам, обернулся к девушке-заведующей. И она кивнула мне - с улыбкой понимания: "Да, это Марлен Дитрих!"
Признаюсь, я испытал легкий шок. А когда девушка рассказала мне историю этой фотографии, пришел в шок настоящий. Потому что оказалось, что 35 лет назад, на том самом втором вечере Дитрих в ЦДЛ, куда мы с Андроном не дошли, случилось нечто фантастическое.
То есть в конце концерта на сцену ЦДЛ вышел с поздравлениями и комплиментами большой начальник из кагэбэшников и любезно спросил Дитрих: "Что бы вы хотели еще увидеть в Москве? Кремль, Большой театр, мавзолей?"
И эта как бы недоступная богиня в миллионном колье вдруг тихо так ему сказала: "Я бы хотела увидеть советского писателя Константина Паустовского. Это моя мечта много лет!"
Сказать, что присутствующие были ошарашены, - значит не сказать ничего. Мировая звезда - и какой-то Паустовский?! Что за бред?! Все зашептались - что-то тут не то! Начальник, тоже обалдевший поначалу, опомнился первым, дошло: с жиру звезда бесится. Ничего, и не такие причуды полоумных звезд пережили!
И всех мигом - на ноги! И к вечеру этого самого Паустовского, уже полуживого, умирающего в дешевой больнице, разыскали. Объяснили суть нужной встречи. Но врачи запретили. Тогда компетентный товарищ попросил самого писателя. Но и он отказался. Потребовали! Не вышло. И вот пришлось - с непривычки неумело - умолять. Умолили...
И вот при громадном скоплении народу вечером на сцену ЦДЛ вышел, чуть пошатываясь, худой старик.
А через секунду на сцену вышла легендарная звезда, гордая валькирия, подруга Ремарка и Хемингуэя, - и вдруг, не сказав ни единого слова, молча грохнулась перед ним на колени. А потом, схватив его руку, начала ее целовать и долго потом прижимала эту руку к своему лицу, залитому абсолютно не киношными слезами. И весь большой зал беззвучно застонал и замер, как в параличе. И только потом вдруг - медленно, неуверенно, оглядываясь, как бы стыдясь чего-то! - начал вставать. И встали все. И чей-то женский голос вдруг негромко выкрикнул что-то потрясенно-невнятное, и зал сразу прорвало просто бешеным водопадом рукоплесканий!
А потом, когда замершего от страха Паустовского усадили в старое кресло и блестящий от слез зал, отбив ладони, затих, Марлен Дитрих тихо объяснила, что прочла она книг как бы немало, но самым большим литературным событием в своей жизни считает рассказ советского писателя Константина Паустовского "Телеграмма", который она случайно прочитала в переводе на немецкий в каком-то сборнике, рекомендованном немецкому юношеству.
И, быстро утерев последнюю, совсем уж бриллиантовую слезу, Марлен сказала - очень просто: "С тех пор я чувствовала как бы некий долг - поцеловать руку писателя, который это написал. И вот - сбылось! Я счастлива, что я успела это сделать. Спасибо вам всем - и спасибо России!"
Вот, собственно, и вся история. Как часто мы обманываемся насчет Запада! И как трудно иногда разглядеть за гламурным блеском недоступной звезды - трепетно бьющееся человеческое сердце.
А вообще, как же это круто - успеть!..
И, слава богу, модная среди олигархата фраза: "Я никому ничего не должен!" - выходит в России из моды. Все моднее быть честным и добрым. И, возможно, скоро вообще станет модным - иметь некий долг.
И еще моднее - исполнить его.
подробнее
подробнее
подробнее
подробнее
подробнее
подробнее
подробнее
подробнее
подробнее
подробнее
подробнее
подробнее