МБ: Я начал выступление с того, что российская государственность состоялась
***
“Задача революции 1917 года, – пишет Жевахов, – заключалась в уничтожении России и образовании на ее территории… опорного пункта для последующего завоевания западно-европейских христианских государств… Впереди стояли гонения на Православную Церковь, расхищение несметных богатств России, поголовное истребление христианского населения, мучения, пытки, казни, воскресали давно забытые страницы истории…” “К концу 1917 года… – пишет Жевахов, – …по всей России царил неописуемый террор, посредством которого новая власть закрепляла позиции, завоеванные глупостью, изменой и предательством вожаков русского народа.

Вся Россия буквально заливалась потоками христианской крови, не было пощады ни женщинам, ни старикам, ни юношам, ни младенцам. Изумлением были охвачены даже идейные творцы революции, не ожидавшие, что работа их даст в результате такие моря крови… Развал России явил такую грандиозную картину разрушения во всех областях государственной, общественной и личной жизни, что потребуются не только тома для описания этой картины, но и великий талант, способный передать потомству весь ужас пережитого…

Придет время, когда правдиво написанная “История русской революции” сделается настольной книгой для каждого честного, мыслящего христианина – как грозное предостережение грядущим поколениям, как свидетельство попранных гордым человеком законов Божьих, как страшный результат противления воле Божьей”.

Творцы революции, обладая многовековым опытом организации антихристианских социальных катаклизмов, рассчитали точно. Они знали, что всякий народ – дитя. Русский же народ, сверх того – дитя доверчивое, доброе и простосердечное. Одурачив его сказками о “народовластии”, “всеобщем
Равенстве”, “классовой справедливости”, веру России подвергли страшному,
огненному, кровавому испытанию… “Разрушалась Россия сознательно, – говорит Жевахов, – и ее развал явился не результатом теоретических ошибок и заблуждений идейных борцов революции,
желавших взамен дурного старого создать что-то лучшее и новое, как думали и продолжают даже теперь думать непрозревшие люди, а выполнением давно задуманных, гениально разработанных программ, обрекавших Россию на вымирание”.

Факты, приводимые князем в своих воспоминаниях, столь жутки, что невольно возникает вопрос: стоит ли такое помнить? К сожалению, помнить это надо, чтобы ужас пережитого стал надежным препятствием на пути всех и всяческих русоненавистников, новых обманщиков и разорителей России. Итак, укрепив свои сердца незлобием и кротостью, исполнив их христианским милосердием,
наберемся мужества и взглянем тяжелой правде в глаза.

“С молитвой за несчастных, невинно замученных жертв богоборческого фанатизма подойдем ближе к местам их мучений и страданий, – призывает Жевахов, – войдем в глубь кровавых застенков, где миллионы православных христиан кончали свои счеты с жизнью среди оргий обезумевших сатанистов, войдем туда не для праздного любопытства, а во имя долга перед человечеством, чтобы поведать всему миру о том, что мы там увиделии чему до сих пор еще так мало верят.

Не верят потому, что никакое воображение не в силах нарисовать картины таких ужасов, какие испытала великая христианская Россия, очутившись в когтях вампира, высасывающего ее кровь… Будем помнить, что все эти ужасы, все то, что рассматривается Европой как “сказка” или преувеличение…, станет ясным и понятным, если мы не забудем основную цель русской революции – истребление христианского населения России”.

Этой страшной цели была подчинена деятельность всех “силовых” структур новорожденной советской власти, служившей на деле лишь декорацией, скрывавшей зловещий механизм воинствующего человеконенавистничества. С полной ясностью и циничной откровенностью он явил себя в деятельности ЧК, укомплектованной в подавляющем большинстве инородцами и иноверцами,
ставшей по роду своей деятельности настоящей “всероссийской бойней”, возведшей на уровень официальной государственной задачи убийства, пытки и истязания людей.

Говорит Жевахов: “Никакое воображение не способно представить себе картину этих истязаний. Людей раздевали догола, связывали кисти рук веревкой и подвешивали к перекладинам с таким расчетом, чтобы ноги едва касались земли, а потом медленно и постепенно расстреливали из пулеметов, ружей или револьверов. Пулеметчик раздроблял сначала ноги для того, чтобы они не могли поддерживать туловища, затем наводил прицел на руки и в таком виде оставлял висеть свою жертву, истекающую кровью… Насладившись мучением страдальцев, он принимался снова расстреливать их в разных местах до тех пор, пока живой человек не превращался в кровавую массу и только после этого добивал ее выстрелом в лоб.

Тут же сидели и любовались казнями приглашенные “гости”, которые пили вино, курили и играли на пианино или балалайках. Часто практиковалось сдирание кожи с живых людей, для чего их бросали в кипяток, делали надрезы на шее и вокруг кисти рук, щипцами стаскивали кожу, а затем выбрасывали на мороз… Этот способ практиковался в харьковской чрезвычайке, во главе которой стояли “товарищ Эдуард” и каторжник Саенко. По изгнании большевиков из Харькова Добровольческая армия обнаружила в подвалах чрезвычайки много “перчаток”. Так называлась содранная с рук вместе с
ногтями кожа.

Раскопки ям, куда бросали тела убитых, обнаружили следы какой-то чудовищной операции над половыми органами, сущность которой не могли определить даже лучшие харьковские хирурги… На трупах бывших, офицеров, кроме того, были вырезаны ножом или выжжены огнем погоны на плечах, на лбу – советская звезда, а на груди – орденские знаки; были отрезаны носы, губы и уши… На женских трупах – отрезанные груди и сосцы, и пр. и пр….

В Петербурге во главе чрезвычайки стоял латыш Петерс, переведенный затем в Москву. По вступлении своем в должность “начальника внутренней обороны”, он немедленно же расстрелял свыше 1000 человек, а трупы приказал бросить в Неву, куда сбрасывались и тела расстрелянных им в Петропавловской крепости офицеров. К концу 1917 года в Петербурге оставалось еще несколько десятков тысяч офицеров, уцелевших от войны, и большая половина их была расстреляна Петерсом, а затем жидом Урицким. Даже по советским данным, явно ложным, Урицким было расстреляно свыше 5000 офицеров.

Переведенный в Москву, Петерс, в числе прочих помощников имевший латышку Краузе, залил кровью буквально весь город. Нет возможности передать все, что известно об этой женщине-звере и ее садизме. Рассказывали, что она наводила ужас одним своим видом, что приводила в трепет своим неестественным возбуждением… Она издевалась над своими жертвами, измышляла самые жестокие виды мучений преимущественно в области половой сферы и прекращала их только после полного изнеможения и наступления половой реакции. Объектами ее мучений были главным образом юноши, и никакое перо не в состоянии передать, что эта сатанистка производила со своими жертвами, какие операции проделывала над ними…

Достаточно сказать, что такие операции длились часами и она прекращала их только после того, как корчившиеся в страданиях молодые люди превращались в окровавленные трупы с застывшими от ужаса глазами… Ее достойным сотрудником был не менее извращенный садист Орлов, специальностью которого было расстреливать мальчиков, которых он вытаскивал из домов или ловил на улицах… Если мои сведения кажутся неправдоподобными, а это может случиться – до того они невероятны, и с точки зрения нормальных людей недопустимы, то я прошу проверить их, ознакомившись хотя бы только с иностранной прессой, начиная с 1918 года, и просмотреть газеты “Victoire”, “Times”, “Le Travail”, “Journal de Geneve”, “Journal des Debats” и другие… В Киеве чрезвычайка находилась во власти латыша Лациса.

Его помощниками были изверги Авдохин, жидовки товарищ Вера, Роза Шварц и другие девицы.
Здесь было полсотни чрезвычаек, но наиболее страшными были три, из которых одна помещалась на Екатерининской ул., № 16, другая на Институтской ул., № 40 и третья на Садовой ул., № 5… В одном из подвалов чрезвычайки, точно не помню какой, было устроено подобие театра, где были расставлены кресла для любителей кровавых зрелищ, а на подмостках, то есть на эстраде, которая должна была изображать собой сцену, производились казни.

После каждого удачного выстрела раздавались крики “браво”,“бис” и палачам подносились бокалы шампанского. Роза Шварц лично убила несколько сот людей, предварительно втиснутых в ящик, на верхней площадке которого было проделано отверстие для головы. Но стрельба в цель являлась для этих девиц только шуточной забавой и не возбуждала уже их притупившихся нервов. Они требовали
более острых ощущений, и с этой целью Роза и “товарищ Вера” выкалывали иглами глаза, или выжигали их папиросой, или же забивали под ногти тонкие гвозди.

В Киеве шепотом передавали любимый приказ Розы Шварц, так часто раздававшийся в кровавых застенках чрезвычаек, когда ничем уже нельзя было заглушить душераздирающих криков истязуемых: “Залей ему глотку горячим оловом, чтобы не визжал, как поросенок”… И этот приказ выполнялся с
буквальной точностью. Особенную ярость вызывали у Розы и Веры те из попавших в чрезвычайку, у кого они находили нательный крест. После невероятных глумлений над религией они срывали эти кресты и выжигали огнем изображение креста на груди, или на лбу своих жертв… Практиковались в киевских чрезвычайках и другие способы истязаний. Так, например, несчастных втискивали в узкие деревянные ящики и забивали их гвоздями…

***
Михаил Барщевский - юрист в четвертом поколении. Его прадед по отцовской линии, Яков Давыдович Барщевский, занимался адвокатской деятельностью в Харькове. Бабушка Татьяна Яковлевна Барщевская - крупный революционный деятель, была членом ВЧК Украины, затем работала заместителем прокурора Москвы. У нее в роду было несколько поколений государственных раввинов Украины…