18 января отмечается 70-летие прорыва блокады Ленинграда
«Если надо, папа, жизни не жалей»
#сегодня #праздник #Ленинград #Петербург #ВОВ #Россия
В день 70-летия прорыва блокады Ленинграда в Петербурге и Ленобласти вспоминают тех, кто отдал свои жизни в не сдавшемся врагу городе и на подступах к нему. Блокадники, фронтовики и труженики тыла поделились с корреспондентом «БалтИнфо» своими рассказами о страшных днях войны.
«Андрюша» с «Катюшей»
Анфиса Александровна Крагина ушла на фронт в 15 лет, в августе 41-го, служила в 376-й стрелковой дивизией под Ленинградом, ее медсанбат участвовал в прорыве блокады. Участница войны рассказала, как велась подготовка к прорыву. Бои, по ее словам, шли беспрерывно.
«Наш медсанбат стоял в четырехстах метрах от передовой. Раненые поступали прямо с поля боя, их привозили на волокушах, на собаках, мужики на руках тащили. Раненых складывали в огромную палатку размером с 4-комнатную квартиру, но все они не помещались, и приходилось укладывать рядом. Много солдат умирало. Мат, стоны, крики... Мы не спали круглые сутки, ели на ходу, жевали, что приходилось. Все руки были в крови, так как негде было зимой воды добыть, разве что снегом потрешь», – вспоминает Анфиса Крагина. По интенсивности поступления раненых в медсанбат медики чувствовали, как разворачивается бой.
Много раненых было еще при подготовке к прорыву: солдаты то и дело нарывались на установленные врагом минные поля. Умирали совсем молодые парни. «Их притаскивали к нам с оторванными ногами и руками. Мальчишки кричали «мама», а мы плакали над каждым раненым», – говорит фронтовичка.
Врачи, фельдшеры и медсестры тоже постоянно попадали под обстрелы. «Когда меня ранило в ногу, освободили от тяжелой работы и поставили на регистрацию покойников. Морозы стояли жуткие. Санитары укладывали трупы у палатки штабелями в человеческий рост, как поленницу дров. Некому и некогда хоронить было. Руки умерших скрещивали, оставляли надписи на груди: химическим карандашом писали «Петров Иван Васильевич, такого-то года рождения, уроженец такого-то села», – вспоминает Анфиса Александровна.
«Кошмар этот будет преследовать до смерти. Когда прорвали блокаду, столько было слез», – добавляет она.
Запомнился Анфисе Каргиной немецкий снаряд, который прозвали «Скрипач Андрюша». «Прежде чем этот снаряд пролетит, раздается скрежет. А немцы разбрасывали листовки, в которых было написано: «Русские, давайте поженим нашего Андрюшу с вашей Катюшей», – вспоминает она.
«Морской бой» на суше
Николай Николаевич Прокофьев встретил прорыв блокады Ленинграда 17-летним юношей. Во время войны он служил на железнодорожной батарее, составленной из орудий, снятых с кораблей Балтфлота. В дни прорыва состав с готовыми к бою орудиями стоял на станции Борисова Грива.
«Сам себя корю, никак не могу вспомнить, с какого корабля были сняты орудия, находившиеся в этих вагонах. По-моему, с крейсера «Киров», который разбомбили во время блокады. Паровоз не гасил топку круглосуточно, потому что в любой момент могли его поднять в атаку», – отметил он.
Ветеран рассказал, что по долгу службы его периодически отправляли проверять вагоны. 17 января, накануне прорыва блокады, вызвали, чтобы осмотрел тормоза. И именно этот состав в день прорыва отправили на позицию.
Николай Прокофьев участвовал в подвозе и сопровождении грузов, которые доставлялись в войска и жителям блокадного Ленинграда. Везли снаряды, орудия, солдат для пополнения рядов Ленинградского фронта.
«Отец мой, Николай Васильевич Прокофьев, воевал на Невском пятачке, там его в начале 43-го ранило в бедро. С ранением он лежал в Ленинграде в моей школе – ее тогда переделали под госпиталь. Потом его отправили в Свердловск через Ладогу, и он благополучно вернулся после войны», – рассказал Прокофьев-младший.
Радость, которую не забыть
Блокаднице Алисе Васильевне Соколовой было 5 лет, когда война застала ее семью в Невской Дубровке. Отец ушел на фронт, и Алиса осталась с младшим братом, сестрой, мамой и бабушкой. «Десять дней сидели в окопе, так как немцы бомбили нас. Сидели голова к голове, так что если попадет снаряд, сразу всем погибнуть. Немцы столько снарядов вылили на пятачок Дубровки, не передать», – рассказала она.
Потом, по словам блокадницы, ее семью вывезли во Всеволожск. «Приходилось прыгать с машины в канаву, потому как немцы на бреющем полете расстреливали всех», – вспоминает Соколова. Во Всеволожске удалось устроиться в доме на Константиновской улице. Страдали от холода и голода, вспоминает блокадница.
«Мама спала с бабушкой на кровати, а мы на поленнице дров. Был голод, а вдоль нашей железной дороги на Ленинград стояли солдаты с зенитками и охраняли дорогу. Мама ходила к ним, просила хоть кусочек хлеба, ведь нечего было есть. Мама раздаст нам по кусочку хлеба, мы на плите их разжарим, высушим и сосем. Клали также высушенные кусочки хлеба «на потом», в коробочки из-под монпансье. Бабушка говорила, все не съедайте», – вспомнила Алиса Васильевна.
Затем семья переселилась на станцию Бернгардовка, где освободилось место в двухкомнатной квартире. Жили в основном на кухне, потому что отапливать всю квартиру было нечем. «Бабушка Фекла Федоровна ходила, собирала хворост. Нас прямо на плите отогревала», - рассказала Алиса Васильевна.
Люди начали умирать уже в первые месяцы блокады, а выносить трупы было некому. Уже потом умерших начали складывать на дровни, как поленья, собирали со всех домов и везли в большой ангар. «Во время блокады умер от голода и болезни брат Юра, ему было всего 4 года. Похоронили на кладбище у железной дороги. Сестра Зина осталась жива. Тяжко вспоминать, что мы пережили», - говорит Соколова.
Как считает Алиса Васильевна, спасло ее семью то, что мама, Тамара Никифоровна, в 43-м ходила пешком на работу из Бернгардовки во Всеволожск и обратно. По дороге было много павших лошадей, она отрезала куски конины и приносила домой. Маме полагался паек по рабочей карточке, который был больше, чем у «иждивенцев». За счет этого и выжили.
«Когда закончилась война, мы были в Бернгардовке, вышли на улицу и все орали «Поб-е-е-еда!». Не передать, какое это счастье! Люди целовались, бросались в объятия. Мужчины откуда-то принесли выпивку, по рюмочке выпили. Это радость, которую я никогда не забуду», – рассказала она.
Отец блокадницы Василий Федосеевич служил на Ленинградском фронте, вернулся с войны живым. «Папа писал очень хорошие стихи для детей, сочинил стихотворение-призыв и для нас:
«Папа наш любимый, будь неустрашимый,
И в бою с врагами будь смелей.
Бей фашистских гадов, не жалей снарядов,
Если надо, папа, жизни не жалей»,
– со слезами на глазах рассказала Алиса Васильевна.
«Если надо, папа, жизни не жалей»
#сегодня #праздник #Ленинград #Петербург #ВОВ #Россия
В день 70-летия прорыва блокады Ленинграда в Петербурге и Ленобласти вспоминают тех, кто отдал свои жизни в не сдавшемся врагу городе и на подступах к нему. Блокадники, фронтовики и труженики тыла поделились с корреспондентом «БалтИнфо» своими рассказами о страшных днях войны.
«Андрюша» с «Катюшей»
Анфиса Александровна Крагина ушла на фронт в 15 лет, в августе 41-го, служила в 376-й стрелковой дивизией под Ленинградом, ее медсанбат участвовал в прорыве блокады. Участница войны рассказала, как велась подготовка к прорыву. Бои, по ее словам, шли беспрерывно.
«Наш медсанбат стоял в четырехстах метрах от передовой. Раненые поступали прямо с поля боя, их привозили на волокушах, на собаках, мужики на руках тащили. Раненых складывали в огромную палатку размером с 4-комнатную квартиру, но все они не помещались, и приходилось укладывать рядом. Много солдат умирало. Мат, стоны, крики... Мы не спали круглые сутки, ели на ходу, жевали, что приходилось. Все руки были в крови, так как негде было зимой воды добыть, разве что снегом потрешь», – вспоминает Анфиса Крагина. По интенсивности поступления раненых в медсанбат медики чувствовали, как разворачивается бой.
Много раненых было еще при подготовке к прорыву: солдаты то и дело нарывались на установленные врагом минные поля. Умирали совсем молодые парни. «Их притаскивали к нам с оторванными ногами и руками. Мальчишки кричали «мама», а мы плакали над каждым раненым», – говорит фронтовичка.
Врачи, фельдшеры и медсестры тоже постоянно попадали под обстрелы. «Когда меня ранило в ногу, освободили от тяжелой работы и поставили на регистрацию покойников. Морозы стояли жуткие. Санитары укладывали трупы у палатки штабелями в человеческий рост, как поленницу дров. Некому и некогда хоронить было. Руки умерших скрещивали, оставляли надписи на груди: химическим карандашом писали «Петров Иван Васильевич, такого-то года рождения, уроженец такого-то села», – вспоминает Анфиса Александровна.
«Кошмар этот будет преследовать до смерти. Когда прорвали блокаду, столько было слез», – добавляет она.
Запомнился Анфисе Каргиной немецкий снаряд, который прозвали «Скрипач Андрюша». «Прежде чем этот снаряд пролетит, раздается скрежет. А немцы разбрасывали листовки, в которых было написано: «Русские, давайте поженим нашего Андрюшу с вашей Катюшей», – вспоминает она.
«Морской бой» на суше
Николай Николаевич Прокофьев встретил прорыв блокады Ленинграда 17-летним юношей. Во время войны он служил на железнодорожной батарее, составленной из орудий, снятых с кораблей Балтфлота. В дни прорыва состав с готовыми к бою орудиями стоял на станции Борисова Грива.
«Сам себя корю, никак не могу вспомнить, с какого корабля были сняты орудия, находившиеся в этих вагонах. По-моему, с крейсера «Киров», который разбомбили во время блокады. Паровоз не гасил топку круглосуточно, потому что в любой момент могли его поднять в атаку», – отметил он.
Ветеран рассказал, что по долгу службы его периодически отправляли проверять вагоны. 17 января, накануне прорыва блокады, вызвали, чтобы осмотрел тормоза. И именно этот состав в день прорыва отправили на позицию.
Николай Прокофьев участвовал в подвозе и сопровождении грузов, которые доставлялись в войска и жителям блокадного Ленинграда. Везли снаряды, орудия, солдат для пополнения рядов Ленинградского фронта.
«Отец мой, Николай Васильевич Прокофьев, воевал на Невском пятачке, там его в начале 43-го ранило в бедро. С ранением он лежал в Ленинграде в моей школе – ее тогда переделали под госпиталь. Потом его отправили в Свердловск через Ладогу, и он благополучно вернулся после войны», – рассказал Прокофьев-младший.
Радость, которую не забыть
Блокаднице Алисе Васильевне Соколовой было 5 лет, когда война застала ее семью в Невской Дубровке. Отец ушел на фронт, и Алиса осталась с младшим братом, сестрой, мамой и бабушкой. «Десять дней сидели в окопе, так как немцы бомбили нас. Сидели голова к голове, так что если попадет снаряд, сразу всем погибнуть. Немцы столько снарядов вылили на пятачок Дубровки, не передать», – рассказала она.
Потом, по словам блокадницы, ее семью вывезли во Всеволожск. «Приходилось прыгать с машины в канаву, потому как немцы на бреющем полете расстреливали всех», – вспоминает Соколова. Во Всеволожске удалось устроиться в доме на Константиновской улице. Страдали от холода и голода, вспоминает блокадница.
«Мама спала с бабушкой на кровати, а мы на поленнице дров. Был голод, а вдоль нашей железной дороги на Ленинград стояли солдаты с зенитками и охраняли дорогу. Мама ходила к ним, просила хоть кусочек хлеба, ведь нечего было есть. Мама раздаст нам по кусочку хлеба, мы на плите их разжарим, высушим и сосем. Клали также высушенные кусочки хлеба «на потом», в коробочки из-под монпансье. Бабушка говорила, все не съедайте», – вспомнила Алиса Васильевна.
Затем семья переселилась на станцию Бернгардовка, где освободилось место в двухкомнатной квартире. Жили в основном на кухне, потому что отапливать всю квартиру было нечем. «Бабушка Фекла Федоровна ходила, собирала хворост. Нас прямо на плите отогревала», - рассказала Алиса Васильевна.
Люди начали умирать уже в первые месяцы блокады, а выносить трупы было некому. Уже потом умерших начали складывать на дровни, как поленья, собирали со всех домов и везли в большой ангар. «Во время блокады умер от голода и болезни брат Юра, ему было всего 4 года. Похоронили на кладбище у железной дороги. Сестра Зина осталась жива. Тяжко вспоминать, что мы пережили», - говорит Соколова.
Как считает Алиса Васильевна, спасло ее семью то, что мама, Тамара Никифоровна, в 43-м ходила пешком на работу из Бернгардовки во Всеволожск и обратно. По дороге было много павших лошадей, она отрезала куски конины и приносила домой. Маме полагался паек по рабочей карточке, который был больше, чем у «иждивенцев». За счет этого и выжили.
«Когда закончилась война, мы были в Бернгардовке, вышли на улицу и все орали «Поб-е-е-еда!». Не передать, какое это счастье! Люди целовались, бросались в объятия. Мужчины откуда-то принесли выпивку, по рюмочке выпили. Это радость, которую я никогда не забуду», – рассказала она.
Отец блокадницы Василий Федосеевич служил на Ленинградском фронте, вернулся с войны живым. «Папа писал очень хорошие стихи для детей, сочинил стихотворение-призыв и для нас:
«Папа наш любимый, будь неустрашимый,
И в бою с врагами будь смелей.
Бей фашистских гадов, не жалей снарядов,
Если надо, папа, жизни не жалей»,
– со слезами на глазах рассказала Алиса Васильевна.