Я, видимо, старею, и разучился писать внятно. Или что-то с читателями происходит, но мне не хочется верить в худшее, потому за данность примем именно мою невнятность. И ею объясним то, что мой вчерашний текст об Эрмитаже был воспринят столь многозначно.

Одни посчитали, что я встаю на сторону тех, кто пишет кляузы на Пиотровского, другие увидели в моих словах защиту современного искусства, третьи вообще честно признались: «Что-то я уже начинаю терять тут грань, когда понимаю, когда автор иронизирует, а когда пишет всерьёз». И, главное, большинство принялось рассуждать о вещах, о которых я не только не писал, но и не собирался. Типа, какие пошлые и безнравственные придурки эти братья Чепмены, или сколь в принципе уместен Макдональдовский клоун на кресте.

В связи с этим я хотел бы покаяться, перестать балагурить и кратко изложить свою позицию по пунктам, чтобы ни у кого уже не осталось сомнений в моей вражьей сущности. Итак, смысл мною сказанного сводился всего к двум не совсем даже связанным между собой темам. Первая такова:

1. Пиотровский не имеет морального права обращаться за сочувствием к общественности, так как в подобных же случаях он сам ни разу не то, что не встал на защиту, но даже в самой мягкой форме не высказался по поводу гонимых на тех же основаниях.
2. Обращаться в прокуратуру Пиотровский имеет, конечно же, как любой гражданин, полное и всяческое право, но в данном случае это обращение выглядит просто глупо, так как прокуратура всего-навсего действует в рамках «главенствующего в государстве нравственно-эстетического и идеологического направления», которое определяется нынешней властью.
3. И в этой ситуации Пиотровский выглядит вдвойне нелепо и даже, при его возрасте и положении, комично, когда одновременно заседает в элитной группе агитационно-пропагандистского спецназа власти под названием «доверенные лица Путина» и при этом высказывает свое презрительно-возмущенное отношение к событиям, действиям и тенденциям, являющимся прямым результатом и основой существования этой самой власти.
4. Но самое, уже совсем по детски наивное и веселое заключается в том, что, судя по всему, Пиотровский почему-то решил, что в сложившейся ситуации он самостоятельно сможет определять, что искусство, а что нет. Так не бывает. В таком обществе, приверженность к стабильности которого он всячески проявляет, подобные решения как раз и относятся к компетенции властей и никого иного.

Вторая тема уже прямо не относится только лишь к директору Эрмитажа, я всего лишь, к случаю, позволил себе несколько общих рассуждений:

1. Существует ли способ совместить деятельность директора крупного государственного музея со свободой собственной личности во всех областях, от политической до эстетической, не говоря уже об оппозиции или хотя бы малейшей нелояльности власти - я просто не знаю. Во всяком случае, в авторитарных государствах я таких случаев не припомню.
2. Требуется для чисто музейного дела подобное совмещение и пойдет ли ему на пользу – тоже судить не берусь. Здесь всё-таки имеется довольно значительная узкопрофессиональная составляющая, в которой я предпочел бы более прислушиваться к мнению и опыту специалистов, а не уподобляться тем, кто начинает давать советы, как снимать фильмы, только на том основании, что с детства ходит в кино.
3. В любой ситуации бороться за духовную свободу в одном отдельно взятом музее в стране столь же неэффективно, как в огромной коммунальной квартире пытаться вывести тараканов только из собственной кладовки.

И, наконец, то, чего в моем тексте и вовсе не было, но что, почему-то и стало основным предметом читательского обсуждения, заставившего меня всё-таки сказать ещё несколько уточняющих слов.

Я совсем оставляю в стороне в данном случае беседы о современном или актуальном искусстве, о его сочетаемости с искусством классическим и традиционном, о вкусе, мере, стиле, таланте и подобных высоких материях. Обо всем этом бессмысленно и дико говорить в ситуации, когда подобные вопросы начинают решаться на уровне прокуратуры, судебных приговоров и тюремно-лагерных сроков. Получить фельдфебеля в Вольтеры не трудно. Общаться с фельдфебелями как с Вольтерами – несколько странновато. По крайней мере, я не из любителей этого экзотического занятия с мазохистским душком.

И совсем уже последнее. Всех тех, кто, со своей стороны, пишет в прокуратуру с требованием проверить Пиотровского вообще и проводимую в Эрмитаже конкретную художественную выставку, в частности, на экстремизм, тех, кто хочет насаждать свои вкусы во всех областях при помощи репрессий, вне зависимости от их эстетический, политических, нравственных или любых иных воззрения, я лично считаю безмозглыми дегенератами и существами, представляющими собой крайнюю опасность для человечества. Так понятнее?