Проблема в том, что в детстве люди не могут отличать добро от зла, ребенок это чистый лист, который родителям и обществу предстоит исписать. Поскольку ребенок какое то время находится без внимания родителей (дет.сад, школа, летний лагерь..............), то он впитывает в себя то что творится в обществе. Вот плавно я подвожу к тому, что крали эти наверное 90х годов рождения, вот они в себя и впитали все прелести демократии. Т.е. наше правительство (конечно не только оно, но раз мы ему платим деньги в виде налогов, то значит и отвечать должно оно и думать за все и за всех) пытается заниматься лишь амутацией, вместо лечения на ранней стадии.

Петр Сташуль, лично по Вашей просьбе, цитирую:

12 Человек лукавый, человек нечестивый ходит со лживыми устами,

13 мигает глазами своими, говорит ногами своими, дает знаки пальцами
своими;

14 коварство в сердце его: он умышляет зло во всякое время, сеет
раздоры.

15 Зато внезапно придет погибель его, вдруг будет разбит - без
исцеления.

16 Вот шесть, что ненавидит Господь, даже семь, что мерзость душе
Его:

17 глаза гордые, язык лживый и руки, проливающие кровь невинную,

18 сердце, кующее злые замыслы, ноги, быстро бегущие к злодейству,

19 лжесвидетель, наговаривающий ложь и сеющий раздор между братьями.

Аркадий Загвоздкин, что касается сказки Пушкина.

"Часто вспоминаю то негодование, с которым встречали мои будто бы
сплошь черные изображения русского народа. Да еще и до сих пор негодуют,
и кто же? Те самые, что вскормлены, вспоены той самой литературой,
которая сто лет позорила буквально все классы, то есть "попа",
"обывателя", мещанина, чиновника, полицейского, помещика, зажиточного
крестьянина,-- словом вся и всех, за исключением какого-то "народа", --
"безлошадного", конечно,--"молодежи" и босяков. "

Иван Бунин

"Наш лагерь" не ненавидит революционеров, даже террористов, тогда как
последние всю реальную Россию так очевидно считают "гадом". Да и они ли
одни?.. Есть уксус, приправа к кушанью, и есть уксусная "эссенция",
которая убивает. Терроризм, мне кажется, концентрировал в "эссенцию" все
то, что лет сорок, а распространенно и лет восемьдесят, писалось в
торжествующем течении нашей литературы о России: здесь
"сконцентрировалась" та гадливость к ней, которая сочилась из всякой
заметки, из каждой "хроники" "Дела", "Отечественных Записок", "Русского
Богатства", из каждой повести, подписанной безвестным именем или
псевдонимом. И если отдаленно мы возьмем уже Герцена, то можно ли
усомниться, что его прелестные "oeuvres", такие остроумные, игривые,
блещущие всяческим талантом и философа, и критика, и публициста, и
беллетриста, представлялись их автору куда интереснее и значительнее,
чем несчастная обширная "глуповщина", населенная "соотечественниками".
Щедрин в "Истории одного города" так и определил Россию, как "город
Глупов", населенный "головотяпами". Спросите Петрищева из "Русского
Богатства", что такое Россия, и он ответит вам:
- Конечно; страна непроходимых дураков. Мякотина?
- О, в России живут совершенные ослы. Все. Кроме меня и моего приятеля Петрищева.
Пешехонова?
- Страна пауков и вшей, которую раздавить бы.
Это еще со Щедрина... Да и куда дальше его, лучше его.
У обывателя, старой дворянки, старого дворянина, но людей обыкновенного ума
(в этом все дело), под действием такого страшного давления должна была
зародиться такая меланхолия, такое отчаяние, что возьмешь бомбу... Тут
"делатели", пожалуй, "без вины виноваты"... Именно молодые-то люди,
которые не могли "разобраться" во всех этих "авторитетах", от Герцена до
Пешехонова, и взяли в руки бомбы... "Надо раздавить гадов". Ну а что
Россия - гадость, об этом кто же у нас не "пел".

Только становясь постарше и начав постигать, что, кроме России
печатной, есть Россия живущая и что эта-то Россия, предположительно
состоящая Из "гадов"; дала, однако, несомненно весь оригинальный материал для такого творчества, как Пушкина, Лермонтова, Толстого, что, не будь фактической
Тамани, - Лермонтову не о чем было бы написать рассказа "Тамань",
Гончарову не о чем было бы написать "Обрыв", Толстому - "Детство и
отрочество", "Казаков", "Войну и мир", "Каренину", только догадавшись,
что единственно одна Россия и есть у нас поэт, поющий песнь
всею своею жизнью, а Пушкин, Лермонтов и Толстой всего лишь типографские
наборщики и резчики по дереву, "исполнявшие" в своих произведениях
"оригинал", сообразив все это, - люди под 40, под 50 лет, из прежних
"анархистов", делали то, что, вытащив с полки книг "Историю одного
города", шлепали ее с размаха об пол:
- Но ведь Щедрин? Авторитет?.. "Великий"?
- А черт с ним!
- Вы, значит, отрицаете литературу? Такую великую... такую священную... благоухающую... Такие идеалы, идеалищи...
- Своя голова дороже...
- Почему "голова дороже"? К чему? Какой смысл?
- Такой, что если я поверю всему этому омуту, вот что, кроме
меня и "любимого автора", ничего порядочного на Руси нет и никогда не
было и что папаши-то наши были свиньи, а дедушки были прохвосты и вся
Россия только и занималась, что прохвостными делами: то, хотя, по
уверенью "любимого писателя", я и есть золотой человек, вместе с этим
писателем нас только двое, и еще вот несколько тоже влюбленных в этого
писателя читателей, - то я с ума сойду и, конечно, повешусь! Или
кого-нибудь убью.


В.В. Розанов, 1909 г.

Аркадий Загвоздкин, какие мы нежные... Действительно, обливать грязью легче. Именно этим и занималась "великая русская литература", не вся конечно, в течение десятилетий и столетий. А строительством, повседневными кропотливыми трудами в это время занимались как раз те, которых салтыковы-щедрины грязью поливали - "поп", "обыватель", мещанин, чиновник, полицейский, помещик, зажиточный крестьянин. Пушкин - не святой.