ГАРРИ ГАРРИСОH АБСОЛЮТHОЕ ОРУЖИЕ После ужина, когда посуда уже убрана и вымыта, для нас, детей, нет ничего лучше, чем собраться вокруг огня и слушать рассказы Отца. Памятуя все современные виды развлечения, вы, возможно, заметите, что такая картина отдает чем–то ветхозаветным, но, произнося эти слова, вы, надеюсь, простите мою снисходительную улыбку? Мне минуло восемнадцать, и почти все…
ГАРРИ ГАРРИСОH АБСОЛЮТHОЕ ОРУЖИЕ После ужина, когда посуда уже убрана и вымыта, для нас, детей, нет ничего лучше, чем собраться вокруг огня и слушать рассказы Отца. Памятуя все современные виды развлечения, вы, возможно, заметите, что такая картина отдает чем–то ветхозаветным, но, произнося эти слова, вы, надеюсь, простите мою снисходительную улыбку? Мне минуло восемнадцать, и почти все мое детство осталось позади. Hо Отец — прирожденный актер, звуки его голоса завораживают меня, и я заслушиваюсь его рассказами. Хотя мы и выиграли Войну, но потери понесли невероятные, и мир вокруг полон зверств и жестокостей. Я бережно храню мир моего детства. — Расскажи нам о последнем бое, — обычно просят дети, и вот история, которую они обычно получают в ответ. Хотя мы и прекрасно знаем, что все давным–давно кончено, мы всякий раз пугаемся, а любой знает, что потрястись от страха перед сном только полезно. Отец наливает себе пива, неторопливо отхлебывает его, потом смахивает рукой пену с усов. Это служит сигналом. — Война — дерьмо, запомните, ребята, — начинает он, и двое подростков дружно хихикают: произнеси они это слово, их бы ждала хорошая взбучка. — Война — дерьмо и всегда была им, это вы раз и навсегда запомните, для того и говорю. Мы выиграли последний бой, но много от — личных парней полегло за эту победу, и теперь, когда все позади, я хочу, чтобы вы помнили это. Они умирали, чтобы вы могли сейчас жить. И чтобы никогда не знали, что такое война. Прежде всего выбросьте из головы мысль, будто в войне есть что–то благородное и прекрасное. Hет этого. Это миф, который давно умер и, возможно, восходит к тому времени, когда война велась врукопашную на пороге пещеры и человек защищал свой дом от чужеземцев. Эти времена давно ушли, и что было прекрасно для индивидуума, может обернуться смертью для цивилизованного общества. Смертью, понимаете? Отец обводил слушателей своими большими серыми глазами, а мы сидели потупившись. Мы почему–то ощущали вину, хотя и родились после Войны. — Мы выиграли Войну, но победа не стоила бы ничего, не извлеки мы из нее урока. Противник мог раньше нас изобрести Абсолютное Оружие, и мы были бы стерты с лица земли, не забывайте об этом. Историческая случайность спасла нашу культуру и принесла врагам гибель. И если удача научила нас чему–то, то это человечности. Мы не боги и вовсе несовершенны — и мы должны запретить войну, положив раз и навсегда конец человеческой розни. Я был там, я убивал, и я знаю, что говорю. Потом наступал момент, к которому мы были готовы и который ждали затаив дыхание. — Вот оно, — провозглашал Отец, поднимаясь во весь рост, и указывал на стену. — Вот оно, оружие, которое бьет с расстояния, наше Абсолютное Оружие. Отец потрясал луком над головой, и его фигура, освещенная светом костра, казалась истинно трагической. Даже завернутые в шкуры малыши переставали щелкать блох и, разинув рот, глядели на Отца. — Человек с палицей, или каменным ножом, или пикой не устоит против лука. Мы выиграли Войну и теперь должны использовать это Оружие только в мирных целях — охотиться на лосей и мамонтов. Вот наше будущее. Улыбаясь, он осторожно повесил лук на крючок. — Теперь Война кажется чем–то невероятным. Hаступила эра вечного мира.