Кажется, я начинаю понимать, почему МИД так болезненно реагирует на тему «черных списков» европейских политиков. На первый взгляд, запрос был абсолютно дежурным: я каждую неделю отправляю таких по 15-20 штук.
Однако за два дня МИД дает уже второй комментарий на эту тему (https://www.facebook.com/maria.zakharova.167/posts/10207065045494236?pnref=story). Видимо, если раньше у нас был термин «гибридная война», теперь возникла «гибридная дипломатия». То есть войска на Украине вроде как были, а вроде как и нет, а теперь – санкционные списки вроде бы как есть, а вроде как и нет.
Ведь если «черные списки» признать, в ответ на них Европа может ввести новые санкции. А так – официально списков нет, а значит, и очередными санкциями Европа не ответит.
Тем не менее, отвечу на все вопросы Марии Захаровой из МИДа по порядку.
Она спрашивает, «где же был господин Гудков с марта 2014 по май 2015? Почему заинтересовался этой темой только после того, как об этом заговорили в европейских столицах, хотя о существовании стоп-листов было прекрасно известно почти 1,5 года?»
В Госдуме, Совете Федерации и, подозреваю, даже в правительстве узнали о «стоп-листах» только после их публикации на сайте Национальной телерадиовещательной компании Финляндии. И дело здесь не в том, что я как представитель оппозиции мог быть не уведомлен о них. Так, депутат Бундестага Карл-Георг Вельман, которого не пустили в Россию, развернув в аэропорту, был приглашен главой комитета по международным делам Совфеда Константином Косачевым и советником президента Сергеем Глазьевым. В дипломатическом профессионализме Косачева сомневаться не приходится, равно как и в том, что он имеет доступ ко всем секретам нашей внешней политики. Глазьев тоже не первый день находится во власти.
Так что аргумент о том, что списки были давным-давно готовы и мой запрос – просто пиар, вряд ли уместен.
Далее: в отличие от российского МИДа, принимающего решения в обход парламента и общества, европейские внешнеполитические ведомства с парламентами и обществом сотрудничают. Поэтому совершенно нормально, что «черные списки» были опубликованы. Это называется «прозрачность власти»: в Европе от СМИ и общества у власти секретов нет.
Еще один тезис МИДа: «Россия не предает эти списки гласности. При наличии у европейских обладателей дипломатических паспортов сомнений в отсутствии проблем со въездом на территорию России они могут уточнить в российских посольствах и генконсульствах информацию. Российские загранучреждения оперативно предоставят исчерпывающие данные о возможности посещения России».
Надо понимать, что дипломатическую работу ведет не только МИД: ей занимаются в том числе и партии, парламент, другие министерства, общественные организации. И естественно, что зарубежным политикам, получающим от них приглашения, не приходит в голову проверить, находятся ли они в санкционных списках, тем более неопубликованных.
При этом большинство политиков из списка я лично не знаю, но известно, что ряд вошедших в него представителей ЕС занимают, по мнению экспертов, пророссийскую позицию. Это неудивительно: только у немецкого бизнеса в России 6 тысяч предприятий, так что поддержка нашей страны в Европе есть. Но вместо взаимодействия с союзниками мы их, возможно, превращаем в оппонентов. А ведь чем больше политических рисков, неопределенности, тем хуже инвестиционный климат – тот самый, за который мы должны бороться, в том числе, по мнению президента.
Как раз для обсуждения круга лиц, вошедших в списки, их нужно не только публиковать, но и прежде обсуждать с парламентом, экспертами, политологами, нашими бизнесменами. Не нравится Гудков – есть Косачев. О его опыте я прекрасно знаю: даже во время учебы в Дипакадемии МИДа слышал о нем много лестных слов, не говоря уже о том, что мой отец, Геннадий Гудков, долго с ним работал.
И, наконец, повторю свой вчерашний ответ на вопрос г-жи Захаровой о том, интересовался ли я причинами ущемления прав российских политиков в Европе, направлял ли письма в Брюссель и Вашингтон.