Не дымит крематорий, и в воздухе тёплом не чадно.
Цветники пламенеют. Мне больно смотреть на цветы.
Бухенвальд! Среди ран, нанесённых войной беспощадной,
может, самая страшная рана Земли – это ты.

Каждый камешек твой человеческим горем испытан.
Став тяжёлыми, ноги отказываются идти,
будто волосы женские, ленты, ботиночки чьи-то,
как чужую судьбу, вдруг могу зацепить по пути.

И кричу я Земле: «Что же в гневе высоком равнины
не взбугрились горами, дорогу врагу преградив?
Что ж могучие горы свои снеговые лавины
и кипящую лаву не бросили вниз на прорыв?

Почему не обрушило небо свои водопады
на костры, где пылали великих поэтов тома?
Почему же от пепла людского и чёрного чада
не ослепло светило, не вздыбились в море шторма?»

Я смотрю на восток, где Кавказ мой, где волжские плёсы,
на восток посуровевшим взглядом в раздумье смотрю.
Там, подобно седым обелискам, белеют берёзы.
Там листва их набатом гудит на тревожном ветру

НАЗИР ХУБИЕВ