О рассказе Даниила Гранина «Церковь в Овере» Помню,как в первый раз вошёл в недавно приобретённый дачный домик. Как испытывал непостижимую робость и ,одновременно, - восторг первооткрывателя. Когда попадаешь в дом , в котором до тебя жили другие люди,уже его покинувшие,но сохранившие прежнюю обстановку,чувствуешь себя неловко — так,как будто вторгся в чей то мир без приглашения.Чувствуешь себя так,как будто должен прежде получить право прикоснуться к ,кем то тщательно оберегаемой и лелеемой ,тайне. Вещи этого мира пока не прониклись твоим духом и всё ещё хранят верность старому хозяину. Осторожно ходишь по комнатам,рассматриваешь стены,утварь,предметы обстановки, боясь неосторожным движением что то потревожить. Не покидает ощущение,что вещи неусыпно следят за тобой, сопровождая тебя испытующим взглядом покинутой хозяином собаки,которая только начинает ощущать боль и горечь расставания. Так и было. И острой иглой пронзило осознание того факта,что так,как было до меня — больше уже никогда не будет. Я с каждым шагом всё сильнее заражался этой беспредельной грустью,этим ощущением неизбежного финала,крушения всего,что создавалось,создаётся и ещё будет создано человеком... Прежние хозяева были московскими интеллигентами советской эпохи и явно очень любили читать. От них осталось немало книг. Я стоял у стеллажей и вглядывался в корешки, перебирая в памяти известные и уже забытые имена и фамилии авторов. Я не могу равнодушно проходить мимо брошенных книг. Меня ранит их трогательная беззащитность и неприкаянность,роднящая их с одинокими и всеми покинутыми стариками. Люди часто забывают тех,кто был им когда то дорог,убегая вперёд за непостижимым и беспощадным временем. Люди бегут вперёд не оглядываясь,оставляя за собой оторванные и разбросанные листки и судьбы. Без сожаления,без колебаний,без тени сомнения....Даниил Александрович Гранин — великий русский,советский писатель. Фронтовик,инженер и один из тех,кто своими руками строил великую страну,восставшую на осколках Российской империи. Воин и человек труда,не изменявший своей совести и НИЧЕМ не запятнавший своей чести. Писатель и творец, внёсший свой неоценимый вклад в русскую культуру. Всех ,заслуженных им, регалий нет смысла перечислять потому,что их много. И много их совсем не от того, что он был обласкан властью,а от того, что его талант невозможно было не замечать и не признавать...Я взял с собой в дорогу одну из прежних хозяйских книг. Не знаю ,что меня привлекло в ней. Но сначала было едва уловимое чувство надёжности и спокойной, уверенной в себе силы,источаемое глубокой ,неяркой зеленью переплёта и смелыми, резкими росчерками букв — Даниил Гранин - «Чужой дневник». Я сразу проникся к ней чувством необъяснимого доверия,как к верному старому другу,от которого не ждёшь ни лжи,ни предательства.Я не просто читал эту книгу - я с ней беседовал,общался не размыкая уст и не роняя ни единого слова. И делать это мне было так же легко и свободно,как дышать. Рассказ за рассказом,история за историей, вдох — выдох. И так было до той поры,пока я не добрался до рассказа «Церковь в Овере»...Я читал его под раскачивание и перестук колёс пригородной электрички. Хорошее начало,безупречный и очень красивый слог — чтение доставляло мне огромное удовольствие и я не просто не жалел ,а даже и не замечал временных трат. Время летело не напрасно, вопреки своей давней и вредной привычке. Вместе с Граниным и его французским другом я наматывал на колёса авто километры бесконечной дороги с прилипшими к ней лоскутами сырого и холодного утра,торопясь на встречу с городком Овер, видевшим последние дни гениального Ван Гога и впитавшем капли его крови в полотна своих улиц.Что я знал о художнике? Всё и ничего. До известного романа Ирвинга Стоуна, посвящённого Винсенту Ван Гогу, я так и не добрался и прочту ли его теперь — не знаю. Я знал о его тяжёлой судьбе и - ,что слава и достаток не просто обошли его стороной, а шарахались от него ,как от прокажённого. Знал я о самоотверженности его брата Теодора , пытавшегося вырвать художника из цепких объятий ,преследующего его буквально по пятам, злого рока. Знал про ,нанесённое самому себе в приступе отчаяния, тяжёлое увечье. Знал,что из сотен чудесных картин кисти мастера была продана при его жизни всего одна! ОДНА!!! Знал, но не чувствовал и не осознавал! Я вчитывался и начинал догадываться,что впереди меня ждёт нечто большее. И когда всё стихло,время остановилось и грянул гром :«Листки моего календаря опадали слишком быстро. Ощущение беспредельности кончилось. В такое зябкое утро я чувствовал, как невелика моя оставшаяся жизнь.»Эти слова пробили меня насквозь тогда — в электричке. Контрольного выстрела уже не потребовалось.... Всё остальное я прочёл,как - прожил. Со мною такое было один раз до сей поры,когда я читал «Степного Волка» Гессе. И было это так,как будто я сам себе всё это рассказываю,словно всё это моё от самого детства и — до последнего колебания нерва...Я увидел абсолютно другого Винсента Ван Гога. Другого и не просто непризнанного и страдающего,а раздавленного километровыми толщами тысячелетних ,непробиваемых льдов и там ,в этой холодной и безжизненной глубине, безжалостно распятого на кресте человеческого равнодушия. Я увидел Ван Гога - подвижника, уже понимающего,что ему не добыть и куска хлеба своим ремеслом ,и уже не чаявшего этого куска. Я увидел Ван Гога, обессиленного,умирающего от голода и терзаемого душевным недугом,но умоляющего лишь о том,чтобы его не лишали последней возможности искать и творить, - чтобы ему позволили успеть передать дивную красоту, открывшегося ему иной своей гранью, мира. Я увидел его...Он убегал от нищеты в работу потому,что не мыслил своей жизни без неё. И самой этой жизнью он за всё заплатил сполна!Да,я бы ничего не понял и оставался в прежнем блаженном неведении,если бы не взял в руки в один прекрасный день обычную книгу в зелёном переплёте,забытую и брошенную кем то на милость нового владельца....Даниил Александрович Гранин живёт и сегодня,в Питере. Удивительный человек,удивительный писатель — волшебник пера. Последняя его книга вышла недавно тиражом всего в 4000 экземпляров!!! Надо полагать , Пелевина и Мураками такими тиражами мы не обидели?! Несправедливо как то,что мы сами себя так вот «обворовываем».