– Брейте!
Разыскав ножницы, Бендер мигом отхватил усы, и они, взращиваемые Ипполитом Матвеевичем десятилетиями, бесшумно свалились на пол. С головы падали волосы радикально-черного цвета, зеленые и ультрафиолетовые. Покончив со стрижкой, технический директор достал из кармана старую бритву «Жилет», а из бумажника запасное лезвие, – стал брить почти плачущего Ипполита Матвеевича.
– Последний ножик на вас трачу. Не забудьте записать на мой дебет два рубля за бритье и стрижку.
Содрогаясь от горя, Ипполит Матвеевич все-таки спросил:
– Почему же так дорого. Везде стоит сорок копеек.
– За конспирацию, товарищ фельдмаршал, – быстро ответил Бендер.
Страдания человека, которому безопасной бритвой бреют голову, – невероятны. Это Ипполит Матвеевич понял с самого начала операции. Посередине Остап прервал свое ужасное дело и сладко спросил:
– Бритвочка не беспокоит?
– Конечно, беспокоит, – застрадал Воробьянинов.
– Почему же она вас беспокоит, господин предводитель? Она ведь не советская, а заграничная.
Но конец, который бывает всему, пришел.
– Готово. Заседание продолжается! Нервных просят не смотреть! Теперь вы похожи на Боборыкина, известного автора-куплетиста.
Ипполит Матвеевич отряхнул с себя мерзкие клочья,
бывшие так недавно красивыми сединами, умылся и, ощущая на всей голове
сильное жжение, в сотый раз сегодня уставился в зеркало. То, что он
увидел, ему неожиданно понравилось. На него смотрело искаженное
страданиями, но довольно юное лицо актера без ангажемента.