Стратегия прорыва и ее плоды

Мечте, загадочному, таинственному не было места в его душе. То, что не подвергалось анализу опыта, практической истины, было в глазах его (Штольца.— "О") оптический обман, то или другое отражение лучей и красок на сетке органа зрения или же, наконец, факт, до которого еще не дошла очередь опыта. Он упрямо останавливался у порога тайны, не обнаруживая ни веры ребенка, ни сомнения фата, а ожидал появления закона, а с ним и ключа к ней.

И.А. Гончаров. "Обломов"

Президентская машина со ставшим уже рутиной водителем-роботом бесшумно неслась по почти еще безлюдным этим ранним осенним утром улицам Москвы. Андрей Иванович посмотрел на часы. Квантовые Yotawatch — последняя разработка инновационного кластера вольной экономической зоны "Туманган" — показывали 6:15. Взгляд невольно упал на дату, которая светилась по ободку корпуса,— 25 октября 2035 года. "Вот время летит,— подумал Андрей Иванович,— кажется, вчера гуляли с ребятами на выпускном в физтехе, а вот уже полтинник..." У главы Российского государства сегодня был день рождения — юбилей.

Андрей Иванович Штольц завершал свой второй и, согласно Конституции, последний срок на посту президента России — до следующих выборов оставалось несколько месяцев. Избирательная кампания официально еще не началась, но в политической жизни уже вовсю искрило. Вот сейчас, например, Штольц спешил в Кремль для того, чтобы присутствовать на экстренно созванном совещании силовиков — о ситуации в Новгородской области, где вспыхнул острый кризис.

Активисты движения "Звучим гордо!" (напоминание о подзабытой реплике персонажа горьковского "На дне": "Человек — это звучит гордо") устроили масштабную акцию, полностью блокировав заводы открытого в регионе совсем недавно гигантского комплекса по изготовлению оптоволокна следующего поколения и угрожая взорвать его в случае невыполнения требований. Причиной стала очередная волна инновационного обновления, в результате которой занятость на новгородских предприятиях сократилась еще на 60 процентов — интенсификация производства и внедрение нового типа роботов сделали лишними еще 40 тысяч пар рабочих рук. Новгородские волнения были наиболее крупным, но отнюдь не единственным примером нараставшего по всей России социального недовольства. Проблема занятости, копившаяся годами, достигла критического уровня, что вызвало кризис самой модели политико-экономического развития, взятой на вооружение десятилетие назад...

Когда 38-летний Андрей Штольц, в прошлом — успешный IT-стартапер, а затем руководитель Федерального агентства по прорывным технологиям (в просторечии — Госпрорыв) и председатель правительства, принимал в 2024-м присягу президента Российской Федерации, проблемы, с которыми он столкнулся на завершающей стадии президентства, представлялись не особенно актуальными для России в обозримом будущем. Приход к управлению страной нового поколения лидеров вызывал большой энтузиазм и в российском обществе, и за рубежом. Свой последний срок предыдущий президент посвятил кардинальному обновлению административной элиты, между 2018 и 2024 годом большую часть ведущих постов заполнили профессионалы в возрасте от 30 до 40 лет, имевшие опыт практической работы в госуправлении либо в частном секторе, преимущественно финансовом и инновационном. Ставку сделали на технократию, а специально предпринятые усилия помогли запустить изрядно заржавевшие к тому моменту социальные лифты. Технократы целенаправленно отказывались от идеологических брендов, подчеркивая, что все они — либеральные, консервативные, социалистические — изжили себя и дальнейшие споры в этих категориях только отвлекали от главного, от развития.

Столь резкий поворот в политическом курсе был обусловлен рядом факторов, ключевым из которых послужил стремительно менявшийся международный контекст. К 2019-2020 годам стало понятно, что прежняя модель позиционирования России на мировой арене себя исчерпала. В ее основе лежало стремление вернуться, опираясь на военно-политические инструменты, на утраченные после краха СССР геополитические позиции. Однако с конца 2010-х мир стал стремительно меняться.

Параметры, которыми Россия не могла похвастаться — технологический уровень экономики, способность производить, концентрировать и воплощать на практике новое знание, качественное улучшение параметров жизни для значительной части населения,— стали определяющими для ухода в отрыв группы государств-лидеров. Параллельно началась быстрая трансформация глобального устройства — на смену открытости пришло время все более жесткой конкуренции и изоляции соперников, точнее — обособления и протекционистского "окукливания" стран-флагманов, которые гораздо откровеннее, чем прежде, стали работать на собственный рост за счет остальных. Санкции под политическими предлогами стали расхожим способом защиты рынков и сдерживания конкурентов. Попытки играть на обострение по образцу действий в 2014 году на Украине или в 2015-м в Сирии больше не приводили к желаемому эффекту — вместо "принуждения" партнеров к диалогу получалась еще большая изоляция.

На таком фоне разворот вскоре после выборов 2018 года стал хоть и не вполне предсказанным, но в целом ожидавшимся шагом. Создание "Госпрорыва" с широким объемом полномочий и поручением всем министерствам, ведомствам и управленческим органам оказывать новой структуре максимальное содействие, конечно, не перевернуло российскую бюрократию, но послало необходимый сигнал. Андрею Штольцу, назначенному главой агентства, выдан полный карт-бланш, патронировал его работу лично президент. Основные направления деятельности, выбранные как потенциально наиболее перспективные, были призваны в каких-то сферах сократить отрыв от лидеров, а в каких-то и сделать саму Россию лидером.

Интернет вещей, "большие данные", квантовые компьютеры, новый рывок в космос, новая медицина и биотехнологии, распределенные сети — все это из тем, которые волновали прослойку технологически продвинутых обывателей и ищущего новые площадки бизнеса, внезапно превратилось в приоритеты государственной политики, на продвижение которых бросили не только финансы, но и информационные усилия. Машина пропаганды, мощно раскрученная с середины 2010-х годов на темы великодержавного и военизированного патриотизма, была перенастроена в духе технооптимизма, уверенности в том, что именно на путях технологического обновления найдутся решения большинства проблем общества и государства. Технический прогресс официально объявили мерилом успеха и точкой приложения сил настоящих патриотов. За два года атмосфера в обществе изменилась, стала гораздо более деловой и энергичной.

На этой волне президент назначил Штольца премьер-министром, а летом 2022 года публично поддержал его как будущего главу государства. Известие о том, что Российскую Федерацию возглавит современно мыслящий молодой технократ с успешным опытом в бизнесе и на госслужбе, да еще и с немецкими корнями (предки Штольца приехали в Россию в XIX веке из Саксонии), имело мощный эффект, особенно на международной арене. Антироссийская кампания на Западе, практически не прекращавшаяся с 2014 года, а временами принимавшая форму настоящей истерии, пошла на убыль. Оживились те в Европе, кто всегда смотрел на Россию как на страну потенциально больших выгод для иностранных партнеров, но утратил политическое влияние после того, как разразилась санкционная война. Китай начал проявлять к Москве более заинтересованное внимание, впервые за время сближения (после 2015 года) Пекин всерьез взглянул на Россию не только как на геополитический балансир и транзитно-сырьевое пространство, но и как на потенциального визави в технологических и экономических перспективных проектах.

Соперничество, сдерживание, накаты, конечно, не прекращались, но образ России как старомодной угасающей страны без будущего стал меняться на более позитивное восприятие ее как пространства возможностей. Сразу в ином свете предстали и извечные темы демократии и прав человека — они оказались куда менее важными.

Первый президентский срок Штольца был посвящен налаживанию деловых отношений со всеми возможными партнерами — от Восточной и Юго-Восточной Азии, Индии, Ирана, Турции до Южной Америки и Европы. Москва старалась проводить гораздо более расчетливую внешнюю политику в соответствии с постулатами, которые провозглашались и раньше, но никогда не воспринимались всерьез: главная задача внешней политики — создавать благоприятные условия для внутреннего развития.

А условия эти ой как были нужны... Начавшаяся форсированная модернизация с привлечением внешних партнеров и довольно жестким сломом привычных для многих форм существования порождала острые проблемы. Технократы-"иннореформаторы", имевшие поддержку на высшем уровне, были вынуждены опираться и на солидный аппарат подавления, зачастую просто не было иных способов преодолеть косную психологию и населения, и административного аппарата на местах.

Андрей Штольц никогда не был жестоким человеком, но как профессионал-управленец понимал, что идти на поводу у патерналистски настроенного общества нельзя, это путь в тупик. Расслоение росло, и чем дальше по своим возможностям отрывалась продвинутая часть населения, получавшая благодаря технологиям доступ к совершенно иному уровню и качеству жизни, тем меньше присутствовала в обществе единая повестка дня. Пропаганде удавалось это купировать, используя новейшие медиа и создавая благоприятные для себя информационные потоки, однако в коммуникационной среде второй четверти XXI века стало очень сложно централизованно управлять общественным мнением. Возможности манипулирования несоизмеримо выросли по сравнению с эпохой даже 2010-х годов, но количество субъектов, которые оперировали этими инструментами, тоже резко увеличилось — от других государств и транснациональных акторов до групп влияния внутри и просто сообществ по интересам.

Пока на Охотном ряду обсуждали нюансы нового закона о юридической ответственности искусственного интеллекта, входящего в большой пакет нормотворческих инициатив о новом этапе тотальной роботизации, в Калуге заседал учредительный съезд Партии человека, которая заявляла о приоритете гуманитарных ценностей и об отвержении технократического подхода к развитию. Ее идеология представляла собой смесь националистических (против засилья иностранных венчурных инвесторов), почвеннических (природа важнее техники), социалистических (рабочие места людям, а не машинам) лозунгов.

Неформальным лидером "гуманитариев" был давний знакомец-оппонент Штольца Илья Обломов — социолог и публицист. Когда-то в 2000-е они вместе ходили в дискуссионные клубы, где обсуждались перспективы технологического развития России, и вместе отстаивали необходимость уделять этому направлению многократно большее внимание. Однако затем пути разошлись до такой степени, что они стали непримиримыми противниками. Последней каплей стало решение создать Министерство больших данных (МБД), которому в рамках борьбы с коррупцией передали контрольно-аналитические, фискальные и правоприменительные функции — Обломов и его единомышленники восприняли это как превращение технократии в тоталитарную систему.

Обломов часто выступал публично, резко критикуя "бездушную технократию", которая привела Россию в стерильный мир тотального социального отчуждения: "15 лет назад все заговорили о будущем, о том, как нам необходимо представление о нем. И это было очень правильное намерение. Но что мы получили в итоге? Под видом будущего нам впарили очередную волну "расчеловечивания" экономики и государства, глубочайшее расслоение, теперь еще и цементируемое технологическим неравенством, и еще более жестокий аппарат подавления, опирающийся на транснациональные ресурсы корпораций"...

Риторика Ильи Обломова, в которой все чаще слышались традиционалистские мотивы, призывы отказаться от "самоубийственного тоталитарного технооптимизма", резонировала с общественными настроениями еще и потому, что развитие действительно сталкивалось с многочисленными проблемами. Помимо наиболее очевидных — безработица и полная неясность с тем, как организовать систему социальной поддержки все менее востребованных слоев — были и внешние. Голый прагматизм, положенный в основу отношений с другими государствами после избрания Штольца президентом, действительно заметно изменил повестку дня — эмоциональных конфликтов стало намного меньше, стороны неформально договорились по возможности не вмешиваться во внутренние дела друг друга, взамен стали активно работать над поиском взаимной выгоды.

Однако довольно скоро стали понятны ограничители и такой модели — конкуренция продолжала усугубляться, а способы регулирования отношений между государствами, с одной стороны, и государствами и негосударственными действующими лицами, с другой, все более усложнялись. Такие ключевые для прежних международных систем понятия, как суверенитет и субъектность, становились все менее четкими, запутанными, тоже как будто квантовыми. Технологии все больше стирали грани юрисдикций, а вместе с этим возникали непредвиденные коллизии.

Штольц хорошо помнил прецедентный случай 2029 года, на исходе его первого срока. В Челябинской области беспилотный трейлер-дальнобойщик, принадлежавший транссуверенной компании "Заря Востока" со штаб-квартирой в Харбине и пунктом управления в Сингапуре, снес по ошибке небольшой "умный" поселок, расположенный рядом с федеральной трассой.

Выяснилось, что управляющая компания была зарегистрирована, в соответствии с модными веяниями, по юридическому IP-адресу, при этом не была резидентом ни одного государства, а действовала на основании разных договоров с каждым из них. Дело обнажило большое количество лакун в российском законодательстве, а также стало катализатором общественного возмущения. Популисты охотно приводили его как пример безответственной утраты контроля и ответственности со стороны правящей элиты.

Обломов явно готовился заявить о намерении баллотироваться в президенты на выборах 2036 года. Рост его популярности беспокоил очень многих — и в самом правительстве, где ощущали растущее сопротивление снизу своим инициативам, и в сообществе иностранных партнеров-инвесторов, для которых Россия была пусть не основным, но существенным звеном в их распределенных цепочках.

Штольца изрядно раздражали эти разговоры, потому что он хорошо знал положение дел в других странах. Проблемы, свойственные России, имели место везде, и на Западе уже вовсю шла другая волна — "регуманизация", отказ от сугубой технократии в пользу природных и человеческих способов производства. Продвинутые государства рассчитывали, как они делали всегда в истории, создать у себя очередной оазис, переложив на других, в том числе Россию, бремя технократического правления со всеми его издержками и экономическими выгодами. Теперь, правда, речь шла не о хищнической вырубке лесов или выкачивании природных ресурсов, а размещении на российской территории "безлюдных" производств.

Кортеж подкатился к Кремлю, и машины как будто рассыпались по неприметным подземным въездам. Автомобиль президента остановился у подъезда, и Штольц по невидимому пуленепробиваемому коридору, хоть какое-то достижение нанотехнологической корпорации, быстро поднялся в свой кабинет. 6:35, совещание через 25 минут. Президент откинулся в кресле.

"Эх, Илья, Илья, что же ты меня никогда не слушал. Ну нельзя же с этой страной иначе, только решительно и жестко вперед, только вперед, без сантиментов, иначе не то что будущего, настоящего не станет...",— подумал он, вспомнив вдруг, как в 2015 году отмечал свое тридцатилетие в Нью-Йорке, где оказался вместе с группой коллег из АСИ для изучения иностранного опыта. Изрядно употребив виски, он спорил с Обломовым о том, полезны для российской экономики санкции или нет. Точнее, начали они с этого, а перешли, как всегда бывает, к судьбам Родины вообще.

Президент открыл папку, лежавшую перед ним. Это была совершенно секретная записка МБД о настроениях в стране и подготовленный на ее основе проект Указа о введении чрезвычайного положения для защиты прогресса и процветания от безответственного популизма. "Невеселый юбилей,— подумал Штольц.— А главное — это все уже было. Буквально, почему все повторяется раз за разом? Ведь мы сделали все для того, чтобы, наконец, разорвать этот замкнутый круг русской истории. Запустили новую экономику и заставили людей заниматься делом, а не химерами. Прекратили бессмысленные споры про Восток и Запад, про абстрактное величие и самобытную душу. Положили конец бесплодной маниловщине и даже коррупцию осложнили и рационализировали. Да, есть трудности, но результат налицо, надо работать дальше. Почему мы опять перед той же дилеммой?..."

"Даже если все закончится, как всегда, и после меня придут обломовы, мы работали не зря,— подумал президент.— Каким бы ни был социально-политический откат, Россия уже на другом технологическом уровне, и в следующий раз стартовые условия для рывка будут лучше. Или нет? Или маятник качнется обратно и скорость обвального отставания будет аналогична той, с которой мы нагоняли? А то и превысит ее? Нет, такого нельзя допустить, нельзя..."

На экране квантового компьютера появилось сообщение от помощника: "Прибыл командующий Росгвардией, вы хотели поговорить с ним до совещания".

— Пусть войдет,— откликнулся Андрей Иванович Штольц и встал с кресла...