Доктрина стратегической безучастности

Предстояло думать о средствах к принятию каких-нибудь мер... С полчаса он (Обломов.— "О") все лежал, мучась этим намерением, но потом рассудил, что успеет еще сделать это и после чаю, а чай можно пить, по обыкновению, в постели, тем более что ничто не мешает думать и лежа...

И.А. Гончаров. "Обломов"

На Иване Великом зазвонили колокола, и Илья Ильич сладко потянулся в своем старинном кожаном кресле. Коллекционный брегет на столе мелодично звякнул шесть раз. Рабочий день заканчивался, дел сегодня больше не ожидалось, и президент Российской Федерации Илья Ильич Обломов собирался домой — в дальнюю резиденцию Абрамцево, на берегу речки Воря, неподалеку от Сергиева Посада.

Полчаса назад завершилось заседание Совета по культуре и воспитанию (СКВ) при президенте, ответственный секретарь СКВ, художественный руководитель Государственного академического Малого театра Пров Фролович Каратыгин-Садовский представлял исследование специально созданной рабочей группы по нравственным основам русской стратегической безмятежности. Присутствовавшие приняли активное участие в дискуссии, в основном все поддерживали главный тезис докладчика. Он заключался в том, что характер русской цивилизации уникален, для нее органичны созерцательность и позитивное бездействие. Способность терпеливо выжидать подходящего момента во внешнем развитии оказывается крайне полезной, когда очередной парадигмальный слом в активно ведущих себя амбициозных государствах повергает их общества в растерянность и там начинается лихорадочный поиск альтернатив. Россия представляется оазисом спокойствия и философической гармонии. Она оказывается идейным лидером и мощным источником "мягкой силы", что позволяет в течение какого-то времени привлекать умы, деньги и навыки из находящихся в замешательстве "флагманов". Затем начинается новый этап, ведущие государства вновь адаптируются к обстоятельствам, но за переходный период России удается без лишних усилий и затрат совершить очередной сдвиг в своем развитии...

Без возражений не обошлось. Мутил воду, как всегда, главный диссидент и фрондер из состава Совета — президент общественной Ассоциации спасения интеллекта (АСИ) Андрей Штольц. Он в очередной раз страстно изложил известную позицию, что Россия со своей доктриной стратегической безучастности безнадежно отстает от всех развитых наций и ей грозит скатывание на обочину истории, превращение в придаток лидеров развития, точнее — она уже таковым и является.

Илья Ильич хорошо помнил дискуссии примерно 15-летней давности, когда в России закипела бурная полемика о путях дальнейшего развития. Предшественник Обломова на посту президента к тому времени находился в должности уже 20 лет и прекрасно понимал, что нужны качественные изменения, новые идеи. Тем более что внешний контекст менялся быстро и радикально. Запад, всегда служивший ориентиром, раздражителем, точкой отсчета, центром притяжения и отталкивания, замыкался в себе, намереваясь заняться внутренней трансформацией и переустройством. По всему периметру искрило и пылало, вовлечение в разрешение конфликтов приносило все меньше дивидендов и все больше издержек. Восстановление великодержавного статуса и роли в мире, которое в предшествующие годы успешно помогало консолидации общества и повышало управляемость процессами внутреннего развития, перестало работать в прежней степени. Требовалось что-то новое — все громче звучало мнение о том, что у российского руководства отсутствует сколько-нибудь внятная картина будущего.

Первоначально ставка был сделана на технократов. В начале своего заключительного срока предшественник Обломова значительно обновил и омолодил управленческую команду, предпочитая профессионалов из сферы финансов и инноваций. Андрей Штольц, в ту пору успешный предприниматель из IT-индустрии, всерьез рассматривался на должность главы правительства. Однако довольно быстро стало понятно, что пафос и менталитет этой когорты не резонирует с настроениями и запросами общества. Сложилась опасная ситуация, схожая с той, которую ветераны политики помнили из начала 1990-х годов,— люди просто не воспринимали язык, на котором с ними пытались говорить инноваторы, так же как постсоветское общество не понимало реформаторов первой волны со знаменитым гайдаровским "отнюдь". "Косты" и "скилсы", постоянно проскальзывавшие в высказываниях вчерашних "бизнес-евангелистов", пришедших на государственные должности, раздражали общество, и президент, всегда обладавший неплохой интуицией в том, что касается настроений россиян, понял, что нужно что-то другое.

Илья Обломов, к тому времени сорокалетний профессор социологии и популярный публицист умеренно консервативных взглядов, оказался в центре всеобщего внимания в 2020 году, когда Фонд Столыпина (не путать со Столыпинским клубом) выпустил его небольшую брошюру "Хватит великих потрясений", в которой была сформулирована та самая доктрина стратегической безучастности. Обломов доказывал, что путь, избранный "продвинутыми" нациями, неизбежно заведет их в тупик и если Россия не будет спешить догонять, чем, к несчастью, всегда занималась в истории, на следующем историческом витке она окажется притягательным примером для подражания. Особенно резко Илья Ильич отвергал технооптимизм, отличавший в тот момент наиболее прогрессивную часть российской элиты, предсказывая скорый концептуальный тупик и крах после наступления столь вожделенной на Западе "сингулярности".

На практике Обломов предлагал следующее. Резкое наращивание расходов на безопасность при предельном сокращении внешней активности: защита от внешних угроз, контроль границ, ограничение любых форм деструктивного влияния извне, разумное сокращение контактов. Увеличение инвестиций в культуру и классическое образование, создание комфортной интеллектуальной среды для всех слоев населения. Раскрепощение внутреннего предпринимательского потенциала, при этом целенаправленная пропаганда умеренности и потребительской сдержанности, в том числе отказ от гонки за технологической "актуальностью",— далеко не все новые технологии нужны. Сохранение на имеющемся уровне или увеличение социальных расходов, поскольку внутренняя гармония в обществе и гуманное отношение к людям важнее абстрактных макроэкономических показателей. Защищенный периметром внешней безопасности и внутренним спокойствием "Остров Россия", воплощение патриархальных идеалов России дореволюционного прошлого, должен был помочь нации пережить период бурь и катаклизмов, в который вступил мир.

Брошюра Обломова попала в точку — развернулась активная дискуссия, поддержанная средствами госпропаганды, которую инструктировали в том духе, что идеи автора следует всячески продвигать. Илья Ильич получил практически неограниченную трибуну для разъяснения своих взглядов, Фонд Столыпина стимулировали президентскими грантами. Общественные настроения явно смещались в пользу обломовских представлений, на волне популярности он был назначен главой объединенного Министерства образования и культуры (МОК), а по совместительству первым вице-премьером. В 2023 году президент официально объявил о поддержке кандидатуры Ильи Обломова на должность главы государства на выборах 2024 года. В марте он был избран в первом же туре, получив около 60 процентов голосов избирателей. Слоганом победной кампании стало библейское "Многие же будут первые последними и последние первыми".

...Илья Ильич нажал звонок, предупреждавший охрану о том, что готов двигаться домой. Президентский кортеж стоял наготове — возрожденная "Чайка" почти не изменившегося ретро-дизайна с мощным ярославским двигателем, и череда новеньких УАЗов "Гренадер" с охраной и обслуживающим персоналом. Кавалькада мчалась по проспекту Мира, мимо ВДНХ, которую в конце 2020-х годов превратили в рекреационный парк исторического покоя, в сторону Ярославского шоссе.

Обломов вспомнил, как глумились инноваторы над программой расширенного импортозамещения и стратегической автономии, предложенной им вскоре после прихода на пост. Однако потом критика затихла: острый социально-политический кризис, в который шаг за шагом погружался Запад, добавлял аргументов сторонникам отстраненности и безучастности. А в 2027 году случился знаменитый техногенный теракт в Соединенных Штатах — неустановленные террористы, по предположению, связанные с Ираном (его к тому времени снова обложили "удушающими" санкциями), сумели внедрить мощный вирус в банковскую систему США. В результате не просто произошел глобальный сбой всего финансового механизма, но и пропали сбережения нескольких миллионов американцев. Удар по среднему классу был таков, что это вызвало бурю протестов, ставших еще более масштабными на фоне растущего недовольства из-за утраты рабочих мест по мере всеобщей роботизации. Отчаянные споры о правосубъектности искусственного интеллекта и "праве на бессмертие" (масштабы и характер применения биотехнологий) приводили не только к полемике в парламентах, но и к ожесточенным столкновениям традиционалистов и прогрессистов на улицах западных столиц. В этом контексте проповедь патриархального спокойствия, культ безопасности и умеренности, лежавшие в основе российской политики, смотрелись хоть и старомодно, но довольно выигрышно.

Российское правительство вернулось отчасти к советской практике — конкретным иностранным партнерам предлагались конкретные выгодные проекты на льготных условиях, и многие с удовольствием на них соглашались. Так что определенный внешний импульс для обновления присутствовал, но носил строго контролируемый характер. Имелись и внутренние достижения — производственный потенциал не очень быстро, но увеличивался, благодаря протекционистским мерам государства. Нервный дух всеобщей конкуренции, прежде сильно влиявший на атмосферу, угомонился, и оказалось, что без него творческий потенциал может иногда реализовываться даже более успешно.

Выборы 2030 года стали для Ильи Обломова относительно легкими — идеология сдержанности, безучастности к внешним делам и концентрации на себе, казалось, приносила результаты. России удалось в целом избежать потрясений, с которыми сталкивались все вокруг, отгородиться от пылающих по ее периметру войн и междоусобиц, купировать социальные недуги. Затем, однако, ситуация начала осложняться.

Несмотря на острые социально-политические проблемы ведущих стран, которые провоцировала научно-техническая и промышленная революция 4.0, ее достижения впечатляли. "Умные города" на полном энергетическом самообеспечении, фантастические успехи медицины — пока доступные далеко не всем, но уже реальные, мощный прогресс искусственного интеллекта, который уже способен решать проблемы, раньше неподвластные людям... Одна только публичная презентация всех достижений вызывала ощущение того, что развитая часть мира уходит в необратимый отрыв. И это подпитывало различные политические движения в странах, не являющихся частью этого процесса. Противники "обломовщины" все более настойчиво продвигали тезис, что Россия соскользнула с торной дороги прогресса на периферию, а это унизительно для могучей нации.

Ассоциация спасения интеллекта, которую возглавлял Андрей Штольц, находилась в жесткой оппозиции к курсу президента Обломова и выражала взгляды определенной части интеллигенции и предпринимательского сообщества. Службы безопасности очень внимательно следили за тем, не получает ли АСИ поддержку извне, но по мере взрывообразного развития самых разных форм распределенных технологий и криптовалют уследить за этим было практически невозможно. Подозрения в том, что такая поддержка имеет место, подкреплялись тем, что активность иностранных держав в отношении России постоянно нарастала.

Были разные версии того, с чем это связано. Аналитики, рассуждавшие в традиционных категориях, полагали, что конкурентов, как всегда, привлекают по-прежнему богатые природные ресурсы России — территории, вода, вечная мерзлота (холод стал важным активом по мере того, как требовались все большие мощности для хранения данных), все еще углеводороды, хотя последние постепенно утрачивали былое значение. Другая интерпретация была более сложной — обломовская Россия превратилась в некое подобие символической альтернативы той сингулярно-технократической реальности, которая восторжествовала в развитых государствах. Портреты Обломова, майки и вымпелы Oblomoff style фигурировали на выступлениях традиционалистов в разных странах, на Россию ссылались как на пример успешного и комфортного существования без тех все более вопиющих издержек, которые инновационная эпоха несла державам-флагманам. Россию все чаще обвиняли в том, что она пытается влиять на внутреннее развитие других государств, поощряя наиболее реакционные, настроенные против исторического прогресса силы. Ответные утверждения, что Москва как адепт стратегической безучастности никоим образом не вмешивается ни в чьи дела, воспринимались с недоверием. Примечательно, что в ряды подозрительных помимо Запада теперь влился и Китай — там тоже на фоне все более неприятных последствий новых волн интенсификации развития рос интерес населения к российской модели, и это не нравилось Пекину.

Социологи в закрытых докладах для администрации президента предупреждали, что в обществе нарастает ощущение стагнации, а также опасная форма апатии, которая при неблагоприятном стечении обстоятельств может внезапно обернуться взрывом социально-политической активности. Некоторые даже проводили параллели с концом 70-х — началом 80-х годов ХХ века. Приближающиеся выборы, а Илья Ильич по Конституции уже не мог больше баллотироваться, были чреваты непредвиденными осложнениями, оживление АСИ и Штольца явно служило предвестником их попытки повлиять на кампанию, возможно, даже принять в ней участие.

Когда-то очень давно, 20 лет назад, Обломов и Штольц были очень близки и в значительной степени являлись единомышленниками. Обоих объединяло растущее понимание, что страна, которая никак не могла освободиться от комплекса распада СССР и руководствовалась идеей реванша, заходит в тупик, ей нужна свежая идея и другие социально-политические и экономическое форматы. Оба сходились в том, что народам, населяющим Россию, не подходят методы, применявшиеся и на Западе, и в Китае. Нужно что-то свое и очень своеобразное. Впрочем, они и тогда спорили. Неколебимая вера Андрея Ивановича в чудотворное влияние технологий всегда вызывала скептическое отношение Ильи Ильича, уверенного в том, что техника — лишь один из факторов, и не самый основной.

"Никогда ты, Андрей, не понимал этой страны,— думал Обломов, выходя из машины и направляясь к резиденции.— Не надо ее дергать, толкать, дай ты ей развиваться спокойно и размеренно, она сама разберется, что и когда ей нужно... Так нет же, все вы норовите ускорить, стимулировать. Все на других смотрите. Мало, что ли, крахов пережили? Еще хотите? Доиграетесь... Не догоните прогресс, а скатитесь обратно в варварство".

В папке у президента лежала докладная записка Федеральной службы охраны спокойствия (ФСОС), в которой сообщалось, что во время недавней поездки в Соединенные Штаты Андрей Штольц встречался с руководством компании "Алфавит" (некогда "Гугл"), выступал на закрытом семинаре влиятельного мозгового центра "Мир без государств", а также обсуждал с представителями русской диаспоры перспективы политических изменений в России. "Все это, в принципе, не криминал, свободный человек имеет право с кем угодно встречаться... Но подбор собеседников уж очень настораживает,— размышлял Обломов.— Что же мне делать с тобой, Андрей, а?"

До выборов оставалось всего несколько месяцев, премьер-министр Захар Привалов, председатель партии "Безмятежная Россия", готовился начать кампанию и позиционировать себя как продолжатель курса Обломова. Илье Ильичу оставалось только поддержать преемника и вернуться в Фонд Столыпина председателем правления. Обломов не был убежденным ретроградом и врагом прогресса, напротив, он в него даже верил. Но, будучи фаталистом, он был уверен, что в России никакой прогресс не может быть ни навязан, ни ускорен, он должен вызреть и проявиться сам собой. Застой не был для Обломова чем-то отрицательным, скорее аккумулированием потенциала для будущего шага вперед.

Обломов перелистал экономическую сводку. Ну да, темпы роста в России все больше отставали от аналогичных показателей в Китае, Европе и США. Но разве цифрами едиными жив человек? Как измерить социальное умиротворение, не зависящее напрямую от макроэкономической статистики? И как объяснить людям, что им попросту не нужны те феноменальные достижения науки и техники, о которых на каждом шагу трубили ведущие державы мира?

Обломов вдруг вспомнил разговор, который состоялся у него лет 20 назад с одним американским профессором, исследователем русского консерватизма. "Между консерваторами в России и на Западе есть принципиальная разница, Илья,— говорил профессор.— У нас консерваторы — это, как правило, прагматики и реалисты, у вас — внешне тоже, но на самом деле они приверженцы романтических утопий о прошлом. И это всегда губит, когда консерваторы начинают определять курс в России"...

"Ну уже нет,— подумал Обломов,— пусть и не надеются". Илья Ильич поднял трубку и сказал помощнику: "Завтра соберите совещание. Директора ФСОС, командующего Росгвардией, руководителей основных мультимедийных холдингов. Тема — подготовка к выборам".

Брегет прозвонил девять раз. Холодало. Очень не хотелось ничего решать...