Весь концепт "цветной революции" основывается на представлении о том, что материал "политических технологий" легко вкладывается в массовое социальное восприятие, которое, в конце концов, репрезентируется индивидуальными сознаниями. В каждом из них, таким образом, должно быть некоторое "полое место", где внешнее планирование размещает свои готовые "продукты". По существу, вся эта конструкция представляет собой секуляризированный вариант концепции одержимости. Универсальный образ внешней инспирации целиком снимает весь вопрос о "воспитании" (вовсе не обязательно в связи с ним помнить только о "Тезисах о Фейербахе"; в конце концов, это высокая тема всего сократо-платоновского умозрения). Тем самым от политического мышления, в правильном понимании этого понятия, не остается и следа. Что же остается, так это "голая техника", плюс то или иное эмоциональное отношение к ней - от восторженного принятия и желания "поработать в ее ячейках" до алармистки окрашенного чувства обреченности.
В действительности же, то, что именуют "цветными революциями", как раз и представляет собой поиск "политической формы". Наличная форма начинает входить в противоречие с некоторым чувством стиля. Знаменитое высказывание Бродского о "стилевых расхождениях с советской властью", по сути дела, обрисовывают всеобщую картину политической оппозиционности (реальной, а не предъявляемой к оплате в "парламенте"), характерной для массовых обществ, когда "хор" окончательно разуверивается в предписанности властной формы, и начинает оценивать ее эстетически. Растущее отвращение тут не "уговорить" никакой риторической искусностью и не отодвинуть отдельными "социальными достижениями".