Irina Laschkevich, у Крамского и Жуковского - да, превосходные. У Шевченко - слабые. Неумелая работа с цветом, неумелая работа с тенью. Портреты - вообще ученичество беспомощное. Конечно, приятно, когда главный поэт страны - еще и художник. Но художник-то так себе. Не лучше, чем Адик Шикльгрубер. Патриоты-культурологи, если б могли, еще бы и музыкантом его назначили, и космонавтом. Но слава богу ...
Irina Laschkevich, у Крамского и Жуковского - да, превосходные. У Шевченко - слабые. Неумелая работа с цветом, неумелая работа с тенью. Портреты - вообще ученичество беспомощное. Конечно, приятно, когда главный поэт страны - еще и художник. Но художник-то так себе. Не лучше, чем Адик Шикльгрубер. Патриоты-культурологи, если б могли, еще бы и музыкантом его назначили, и космонавтом. Но слава богу обошлось. А за "Гайдамаков" вашему Тарасу вообще в аду гореть полагается. Можете обижаться!
Irina Laschkevich, Крамской и Жуковский к тому времени были врослые дяденьки. И довольно добрые оба. Пожалели мальчика с периферии и решили не огорчать. Тарасик был очень трогательный юноша, умело вызывавший жалость и сострадание.
Irina Laschkevich, а если брать не художника Жуковского, а одноименного поэта, то тот вообще в то время был крайне чувствительный старичок, крайне преклонного возраста. Кто из двух Жуковских хвалил юного Тараса - не столь принципиально - ибо эти похвалы были не оценкой, а социальной стимуляцией. Мол, вот молодец какой - из холопов, а надо ж - рисует премиленькие картинки. Он их восхищал примерно ...
Irina Laschkevich, а если брать не художника Жуковского, а одноименного поэта, то тот вообще в то время был крайне чувствительный старичок, крайне преклонного возраста. Кто из двух Жуковских хвалил юного Тараса - не столь принципиально - ибо эти похвалы были не оценкой, а социальной стимуляцией. Мол, вот молодец какой - из холопов, а надо ж - рисует премиленькие картинки. Он их восхищал примерно так же, как "рисующий мальчик" - старинный роботёнок от швейцарца Дро. То есть, как забавная диковинка. Примерно такое же умиление в Париже 1930-х вызывал американский скульптор Лестер Габа - мастак скульптур их мыла и витринных манекенов.
подробнее
подробнее