"За два с половиной года до окончания войны, когда ее исход уже не вызывал сомнений, во время проведения конференции в Тегеране в ноябре сорок третьего года, произошла следующая сцена (ее одинаково описывают в мемуарах, с мелкими расхождениями в подробностях, Черчилль и присутствующий при этом сын президента США Элиот Рузвельт). Сталин, дающий гостям прием, произносит тост: «Я пью за нашу решимость немедленно расстрелять после взятия в плен всех немецких военных преступников. Минимум пятьдесят тысяч человек».

Грузный Черчилль вскакивает с места и категорически возражает: «Британский парламент и общественность никогда не санкционируют массовую экзекуцию без суда... Я скорее позволю немедленно вывести меня в сад и расстрелять, чем покрыть позором мое имя и честь моего народа!». – «Пятьдесят тысяч должны быть расстреляны!» – спокойно повторяет Сталин и поднимает свой бокал.

Рузвельт наблюдает сцену с напряженным лицом, и когда Сталин вопросительно смотрит на него, пытается отшутиться: «Ясно, что мы должны придти к компромиссу между Вашим предложением и подходом премьер-министра; например, остановимся на меньшем числе... скажем, на сорока девяти с половиной тысячах». Но Черчилль не может успокоиться, уходит в соседнюю комнату и напряженно вглядывается в темноту за окном. «Я не пробыл там и минуты, – вспоминает он сам, – как почувствовал на своих плечах чьи-то руки. Сзади стояли Сталин и Молотов, оба сердечно улыбались и объяснили, что это была лишь шутка... Ни тогда, ни теперь я не убежден полностью в отсутствии у Сталина по этому поводу серьезных намерений». В другом месте он пишет: «Сталин считал, что немецкий генеральный штаб должен быть ликвидирован. Вся ударная сила гитлеровских войск зависит от приблизительно пятидесяти тысяч офицеров и специалистов, и если в конце войны их взять в плен и расстрелять, то военная мощь Германии будет сломлена навсегда»".

© Григорий Кун, статья "Возвращение из преисподней: денацификация послевоенной Германии", журнал "Историк и художник" (2007. № " (12))