Один переезд равен двум пожарам. Что растрясут по дороге, ещё неизвестно.

Своё первое фото я загрузил на ЯФ в 2009 году. Стало быть, старожил. Заглядывал и на другие фотосайты. По мне ЯФ бесспорно лучший. В неё находили место и опытные фотографы и начинающие. Всё просто, удобно. Вот, и я обжился, завёл друзей, знакомых. Будто одной деревней жили. Ходили друг к другу в гости, листали альбомы, обменивались суждениями.

ЯФ был не просто хранилищем, он играл роль особой неповторимой социальной сети. Благодаря общению в ней многие фотолюбители существенно повысили своё мастерство. Явно увеличилось количество настоящих фотошедевров.

Признаться, меня всегда настораживал лавинообразный рост числа фотографий. На первых порах на ЯФ стоял счётчик количества фоток. Запомнились начальные цифры 2009 года: 1 и 7. Толи миллион семьсот тысяч, толи семнадцать миллионов. Потом счётчик убрали. Интересно, сколько же сейчас набралось. Наверно, много. Но не может же количество расти до бесконечности.

Если дело в накопившейся критической массе, то хозяева ЯФ нашли не лучший выход. Можно было просто ограничить бесплатный объём. Тогда или оплачивай дополнительный объём, или удаляй малоценное и ненужное.

В разъяснении было написано, что сайт посещают только 5% тех, кто имеет аккаунт. Может быть стоило перевезти на Диск 95% пассивных пользователей. Дело в том, что именно эти 5% относятся к фотографии, как к искусству, но это не профессионалы, а обычные любители, и для них ЯФ представляет наилучший возможный формат. Вряд ли будет придумано что-то лучше. И то как развивался Яндекс яркое тому доказательство. Ушёл простонародный «Narod.ru» вместе с его замечательной «Мастерской». Канул в вечность Дневник «Я». Лишались кое-каких функций и сами «Фотки».

А Диск, как не именуй его хоть облаком, хоть амбаром, хоть мешком всё-таки личное хранилище. Открывать всем в него доступ не очень и хочется.

Ей богу, как бабы! Только бабам без конца надо менять местами диван и комод. Осточертели бабьи реформы и новации! Ладно бы, хоть что-то улучшалось. После "Народа" и "Я" это третья подлянка от Яндекса.

9 мая 1945 года в деревне Плешково.

(рассказ Усольцева Михаила Георгиевича)

После трёх месяцев госпиталей меня комиссовали, и в 1943 году я вернулся в родную деревню. Искорёженная рука никак не заживала, ныла, кровоточила, и приходилось постоянно менять бинты. О полноценном физическом труде нечего было и думать.

В сорок четвёртом году в школах ввели военную подготовку, и военкомат предложил мне работу преподавателя военного дела. Я согласился и постепенно освоился в роли учителя. Оборудовать класс учебными пособиями оказалось проще простого. По Транссибу на Новокузнецкий металлургический комбинат постоянно шли поезда с фронтовым металлоломом. Стрелковое оружие без всякой охраны грудами перевозилось в обычных полувагонах и даже на открытых платформах. Среди гнутого, горелого и расхлёстанного железа было много вполне исправных единиц с незначительными повреждениями. К примеру, на переплавку шел автомат ППШ, если у него был слегка помят кожух, в печь отправляли и карабин, если только отпала стальная накладка с приклада. Очень скоро в школе скопился целый арсенал винтовок, пулемётов, автоматов и военная подготовка наладилась.

В январе 1945 года в возрасте двадцати двух лет меня избрали председателем сельского совета. Одновременно я вёл в школе военную подготовку. Работа председателем едва не рассорила меня со всей роднёй, а родни у меня полдеревни. Жизнь людей была предельно трудна. За исключением нескольких трактористов МТС и железнодорожников, имевших бронь от мобилизации, в деревне остались только дети, старики и бабы. На них легло бремя работы в колхозе. Кроме того, каждый двор облагался денежным налогом плюс мясопоставки, молокопоставки, картофелепоставки. У людей изымалось почти всё. А на то, что осталось, они должны были добровольно приобрести облигации государственных займов. Родня надеялась, что я сделаю им по займам хоть маленькую поблажку. Но если бы я это сделал, с остальных мне бы тогда вообще ничего не собрать.

Конечно, я старался помочь людям. Всякими правдами и неправдами расширял круг людей, получающих карточки на продукты. И постепенно увеличил число таких людей со ста до семисот. Карточки были невелики, например, муки давалось что-то около 3,5 кг в месяц на человека. Это в среднем, то есть, кому-то чуть больше, кому-то меньше. Некоторым категориям людей давалось всего 2 кг. Любопытно, что больше всех полагалась учителям, - 9 кг муки в месяц на человека. Власть понимала значение образования.

То, что победа в войне близка, понимали все. К примеру, из письма моего дяди Никиты Петровича Якшина, я узнал, что он уже в Кюстрине, а это рядом с Берлином. Однако известие о победе всё-таки пришло неожиданно. Я, вот, почему-то спал дома. Прибежала уборщица из сельсовета и сбросила с меня одеяло.

- Вставай! Там совет разрывают, кричат: победа.

Я быстро оделся, и вышел из дома. Не успел дойти, как меня схватили, обнимают, руку опять разбередили. Пришёл в совет, сказал бить в колокол. У нас для подачи сигналов вместо колокола был приспособлен буфер от железнодорожного вагона. Звук от него очень резкий и звонкий был слышен на всю деревню. Ударили в этот буфер-колокол. Народ повалил. Которые налегке бегут. Которые с баграми, лестницами и вёдрами, - подумали, что пожар. В те времена пожарный порядок был строгий. На каждом доме табличка, кто с каким инвентарём на пожар прибыть должен.

Собрались все в школе. Она тогда была местом для массовых собраний. Решили проводить митинг. Да, что там решили, митинг уже сам собой, стихийно собрался. Соорудили быстро помост из каких-то плах. Я поднялся на помост, открыл рот, а горло перехватило. Пока собирался что-то сказать, слышу: поднимается рёв – бабы завыли. Ведь в каждой семье кто-то погиб. У меня тоже младший брат в 18 лет погиб в сорок четвёртом под Яссами. Стою, смотрю на людей, а смотреть тяжко: все худые, все измождены и бабий вой душу рвёт. У самого слёзы на глаза навернулись.

Не выдержал, ушел в соседний класс, дождался, когда все немного успокоятся. Сам успокоился. Второй раз выхожу. И опять речь произнести не удалось. Только на помост поднялся, бабы снова, как по команде завыли. У меня от волнения уже кровь сквозь бинты сочиться стала.

Только с третьего раза, что-то сказал. Что, сейчас уже и не помню.

Закончили митинг. Ну и что? Чего-то не хватает. Все мужики в кучку собрались. Кучка жалкая, мало нас. Из деревни Плешково мобилизовали человек триста, а вернулось пока пятеро. Остальные, кто в войсках, кто в госпиталях, а кто в земле. Стоим, пятеро нас: мои друзья и ровесники Федя Бузунов – 22 осколка в ноге и нет руки, Иван Пятилетов –хороший дружок и сосед по улице, без ноги. Стоим и друг над другом смешно: у пятерых трёх ног и четырёх рук не хватает. И чувствуем, что кроме рук и ног, нам ещё чего-то не хватает. Обсудили, решили: необходим праздничный банкет. Абсолютно необходим.

Председателем колхоза был Паньков Дмитрий Дементьич. Мужик в годах, лет так за пятьдесят. Говорю ему:

- Ну, что Дмитрий Дементьич! Направляй стол. Водка моя, закуска твоя.

Он в ответ:

- Да ты что Миша, у меня на складе и килограмма муки нет.

- Ну, хотя бы барана-то зарезать ты можешь?

- Барана могу. Даже двух.

Ладно, это хорошо. Но, что дальше делать – одними баранами не обойдёшься. Пришлось мне закон нарушать. Оставалось у меня несколько карточек умерших людей. Их под страхом жесточайшего наказания предписывалось возвращать. А, думаю, была, не была. Получил по этим карточкам муку и отдал в пекарню. Пекарь, эвакуированный из Ленинграда старик, испёк из этой муки 20 булок хлеба.

Теперь насчёт водки. Продукция Ишимского ликёро-водочного завода в войну населению не поставлялась, вся шла на фронт. Кстати, там я её однажды встречал, правда, не водку. Как-то раз выдали во взвод баночки со студенистым и похожим на вазелин топливом для разогрева пищи, - хоть нашей каши, хоть американской тушёнки. Очень, конечно, полезная вещь. Взглянул случайно на маркировку, - сюрприз, Ишимский ЛВЗ. Ну, земляки, удружили! А здесь в деревне можно было добыть лишь абатскую водку. Почему её производство наладили в Абатске, сказать трудно. Может быть, предприимчивое руководство там было. Может иные причины. По слухам водку гнали из картофеля. Хотя по ядовито-жёлто-зелёному цвету можно было заподозрить, что гонят её не из клубней, а из ботвы. Крепость этой водки достигала 28 градусов. Вкус, как у бездарной самогонки. И продавали абатскую на разлив. От Плешково до Абатска километров 80. Отправили туда полуторку из МТС с двумя 36-литровыми флягами.

Пока резались бараны, пёкся хлеб и, поднимая пыль, неслась по просёлкам гончая полуторка с двумя флягами картофельной водки, в школе, в угловом классе, рядом с учительской соорудили стол на 100 человек и разослали приглашения. Приглашались матери и вдовы погибших, фронтовики.

К вечеру стол был готов. И тут случился один инцидент. Удивительно, почему так часто, в любое доброе дело у нас непременно вклинивается, внедряется, просачивается, проскальзывает какая-нибудь дурь. Жил в деревне некий Гриша Залубин – мужик, как мужик, но со странностями. И, вот, подбегает он ко мне и показывает на пролетающий в небе самолёт.

- Миша, видишь самолёт?

- Ну, вижу.

- Только тебе, как надёжному человеку, скажу. Это товарищ Сталин за мной послал. Скоро меня отсюда в Москву заберут. В Кремле жить буду.

Мне бы насторожиться тогда, но из-за суеты я не обратил на Гришу большого внимания. Подумал, глупая шутка странного человека. А он с ума сошёл. Видимо митинг, бабий вой и накал эмоций окончательно его мозги под откос отправили. И, как только люди стали занимать места, Гриша вскочил на праздничный стол, и в пляс по нему. Люди на миг оторопели и пока приходили в себя, Гриша по столу, как говорится, от Сталинграда до Берлина прошёл. Дурака поймали, связали и заперли, но на банкетный стол и смотреть не хотелось. Вся наша с таким трудом созданная сервировка была растоптана и раздавлена.

Что могли - заменили, что-то подправили, что-то пришлось выбросить. Наконец, сели. Я произнёс первый тост, - за победу, за павших героев. Выпили. Повторили. Души немного отмякли. Все оживились, и застолье пошло своим чередом. Запомнился такой факт: люди пили, закусывали мясом, картошкой, но хлеб не ели, старались положить кусочки в карман, чтобы отнести детям или другим домочадцам, - слишком трудна была жизнь.

Появилась гармошка. Гармонист что-то сыграл, но люди всё равно сидят напряжённые. И тут Федя Бузунов… До войны он был первый весельчак и заводила в деревне. С войны вернулся зимой весь искалеченный. Я как-то вечером пошёл его навестить. Дома одна мать. Спрашиваю: «Где Федя?» «В баню ушёл». «Давно?». «Часа два уже». Думаю, что-то не то. Пошёл в баню. А уже стемнелось. У бани наткнулся на Федю, он полуголый на снегу лежит без движения. Я здоровой рукой заволок его в баню. Нащупал в темноте ковш, поддал пару на каменку. Нашёл веник, давай Федю парить. Сам даже полушубок не скинул. Кое-как отогрел парня, отпарил. А он с одной рукой и с одной ногой никак не мог на себя штаны натянуть. Отчаялся, выполз и решил насмерть замёрзнуть. Я его и отругал, и приободрил, не помню что и как, но сумел повлиять на человека. Напоследок сказал: «Никогда и никому не говори, что ты пытался с собой сделать, - это позор. А я скажу, что ты угорел…».

И вот гармонист играет, а никто не пляшет и не поёт. И тут Федя Бузунов выходит, и давай на одной ноге какие-то невероятные кренделя выделывать. Пустой рукав болтается, а Федя вприсядку на одной ноге по кругу идёт и кричит: «А ну всем плясать и радоваться! Видите, я живой! Живой!!». И тут уже, как лавина пошла. Все повскакали и в круг. Топот, крики. Началась дикая пляска. Как только здание не обрушилось. Больше никогда в жизни ни до, ни после я не видел такого пляса. Люди, как тяжесть с себя скинули. А потом и песни пошли, и вальсы. Все на время, сделались совершенно счастливыми. Всё замечательно. Всё было замечательно.

Но под самый занавес опять инцидент. Жил у нас некто Басс, - эвакуант из Ленинграда. Работал агентом по сбору налогов. Крайне неприятная личность. Маленький. Плюгавый. Противнейший человек. Поговаривали, что он гермафродит, то есть по-нашему – кыра. И, правда, в деревне столько молодых вдов, а он к ним, ноль внимания. Только налогом мытарит. Брат у него вторым секретарём райкома партии в Ишиме работал. Вот тот нормальный. Жена красавица.

Подходят наши деревенские парни, совсем молодые, семнадцати лет, допризывники, только осенью должны были в армию идти. На банкет, конечно, их никто не приглашал, но во время танцев они сами откуда-то всплыли. Подошли и говорят:

- Хочешь на Бассовы причиндалы взглянуть?

- А в чём дело?

- Пойдём с нами, и всё увидишь.

Пришли в дальний класс. Пьяный Басс на полу валяется. Спит. Штаны сняты, ноги раздвинуты. Какая там у него атрибутика, разглядывать не стал, брезгливость пересилила любопытство. Мелькнуло перед глазами что-то ненормальное и красное. И на это ненормальное парни насыпали соль. По возрасту я был старше парней на 4 года, но куда опытнее и потому умнее. Говорю им:

- Вон отсюда. Чтоб духу вашего тут не было. И запомните: вы мне ничего не говорили, и я вас тут не видел. И, не дай бог, кому-нибудь про это вякните.

И ночью, когда все уже разошлись, случился ещё инцидентик. Электричества тогда не было, и школа освещалась керосиновыми лампами. Директором школы был Константинов – мужик невысокого роста, приличный, порядочный, но крайне буйный и дурной в опьянении. Из-за сильной хромоты он не подлежал призыву. Передвигался с костыльком. И, недовольный тем, что дежурная уборщица не загасила лампы, решил погасить их сам. Для этого он подходил к лампе и тюкал по стеклу костыльком. Дзынь, и посыпались осколки, - порядок. Дзынь, и порядок. Пришлось и его успокаивать.

На следующий день он первым проспался. С утра появился. Принёс бутылку вина, сказал, что восстановит стёкла, и просил не рассказывать о его буйстве.

Потом пришёл Басс. Стал жаловаться:

- Михаил Георгиевич, посмотрите, что со мной ваши парни наделали, – и стал передо мной штаны расстёгивать. А я ему:

- Не сметь! Что ты мне тут, понимаешь! Тебе тут сельский совет, а не гинекология! Вон отсюда, срамец! Нажрался, да ещё жаловаться. – Басса как ветром сдуло, но через день-два звонит его брат – секретарь райкома:

- Это ты, Усольцев, там пьянку с бесчинствами над людьми организовал?

- Не пьянку, а митинг и праздничный банкет по случаю победы над фашистской Германией. – Ответил я и вежливо пояснил, что по поводу бесчинств над его братом мне ничего не известно, но постараемся узнать, и если, что, то само собой и т.д., и т.п. После приехал следователь, допросил многих и меня тоже. Я сказал, что этот фрукт Басс перепил, и, возможно, сам в беспамятстве солью опсыпался, и теперь наводит тень на плетень. В итоге вроде бы всё обошлось. Но нет, через полгода всех троих арестовали. Прошло время, они утратили осторожность, и кто-то из них проболтался. Состоялся суд, двоим дали по пять лет, одному три года. Виновны были в унижении человеческой личности.

Что касается Гриши, то его фельдшер Бриков повёз в Омск. Тюменскую область образовали в 1944 году, но по многим делам ещё по-прежнему ездили в Омск. Сумасшедших тоже в Омск возили. На перроне омского вокзала Гриша улучил момент, когда фельдшер Бриков чем-то отвлёкся, подошёл к военному патрулю и сказал: «Товарищи, я везу в обком важные документы, а вот тот человек, и указал на фельдшера, следит за мной. Пожалуйста, разберитесь. Возможно это японский шпион». Бриков работал фельдшером ещё с царских времён. Старый, солидный, интеллигентный, в очках с толстыми стёклами он действительно имел несоветский вид. Бдительный патруль отреагировал, как положено. Фельдшер оказался в кутузке, а Гриша исчез. Потом, конечно, разобрались. Фельдшер благополучно завершил свою миссию, а Гришу отловили и надолго упекли в дурдом. Но в итоге и для него всё кончилось благополучно, мозги вправили на место. Правда, вернулся Гриша с раздавленными ушами и ещё кое-какими приметами, позволяющими заключить, что при вправлении мозгов санитары хлестали Гришу от всей души.

Убили Немцова. Это плохо. Это преступление. Нельзя убивать человека даже, если тебя испепеляет к нему ненависть. Даже если твоя ненависть святая. Но при оценке вины ненависть должна учитываться, как смягчающее обстоятельство. Не знаю, что говорит про это Закон, но я думаю именно так: ненависть такое же смягчающее обстоятельство, как и состояние сильного душевного волнения. Увы, но жизнь, наверное, каждого человека сопровождают конфликты и с другими людьми и с обществом в целом. И все же человек должен жить так, чтобы своими словами и делами не вызывать к себе постоянное нарастание ненависти. Господин Немцов не следовал этому правилу.

Наши «борцы с режимом» многократно повторяют, что убийство произошло в атмосфере ненависти. Полностью в этом пункте с ними согласен. Но не могу принять их утверждения, что вина за такое состояние общества целиком и полностью лежит на властях и лично президенте Путине. Неправда. Власть настроена гораздо более примирительно и терпимо нежели непарламентская либеральная оппозиция. Чтобы убедиться в этом достаточно заглянуть в Интернет и посмотреть фотографии со всякого рода свободолюбивых маршей. Прочитайте, что там понаписали на своих плакатиках просвещённые московские леди энд джентльмены. «Путин – вор», «Путин – убийца», да и вообще он Путлер, то есть внебрачный сын самого царя-собаки Гитлера. Вот так наши свободкины дети напускали душок всеобщего согласия и гармонии.

Читаю на сайте «Эхо Москвы». «Убит выдающийся российский политик». «Немцов стоял Гулливером среди лилипутов». «Он один, – бесстрашный, - боролся с толпой упырей». Как я понимаю, выдающийся политик должен сделать, что-то выдающееся для родной страны. Не подвергаю сомнению, что в личном плане Немцов был очень хорошим человеком. Раз его друзья так считают, значит это действительно так. Безусловно он был умным человеком, не так много людей способных защитить диссертацию и получить степень кандидата физико-математических наук. Потом он занялся общественной деятельностью. Политиками разных направлений одинаково высоко оценена его работа в должности нижегородского губернатора. Пиком политической карьеры Немцова была его работа в правительстве. Известно, что в это время он активно сопротивлялся уводу контрольного пакета акций Газпрома из собственности государства. Известным политиком Немцов был, но когда говорят выдающийся, то это уже перебор.

Из-за провала в экономике правительство с участием Немцова было отправлено в отставку. Потом дела Немцова и вовсе покатились под гору. Он возглавлял правую партию, члены которой проповедовали настолько сомнительные ценности, что на следующих и далее на последующих выборах избиратели дружно сказали «Нет, нет и нет!» этой партии. На такой результат Немцов и вся его разношёрстная рать сильно обиделись и оскорбились. Ну как же так? Мы все такие, вот такие, во какие! И если нас отвергают, то без козней тёмных сил дело не обошлась. Крайним оказался Путин. Он тут, понимаешь, устроил нам полицейщину. Он тут всех запугал и купил. Да ещё разворовал всё. «Путина долой!», «Россия без Путина!» в экстазе закричали свободкины дети.

Начались протестные демонстрации. Поскольку нарушения на выборах действительно были, то довольно много людей, включая и меня, симпатизировали протестам, хотя прекрасно понимали, что лично Путин к нарушениям никак не причастен. Большинство нарушений делалось по личной инициативе людей ответственных за организацию выборов. Сами мы во всём виноваты, потому что такие как есть. Вот как Гоголь описал нас в «Ревизоре» - вот такими мы по сей день и остаёмся. Конечно, если не дай бог война, или мы вдруг решим башню до неба строить, или Землю насквозь сверлить, то мы другими делаемся. В таких ситуациях нас другие писатели хорошо описали. Но когда отчёты, папки с документасами, бюллетенчики, донесения о проценте правильно голосовавших, то опять всё в точности как у Гоголя. Ну хочется людям угодить начальству. Ну рады мы стараться ваше наднаминачалие. Въелось это, внедрилось настолько, что стало частью нашего гомеостаза. Запрети народу очки втирать и показуху творить, а он вдруг возьмёт да и загнётся без этого компонента. Проблема есть, протестные демонстрации важны и нужны. Но и в протесте нужно знать меру. Больному лекарство необходимо, но разница между лекарством и ядом всего лишь в дозе. Свержение власти не решит ни одну наших проблем. А все действия Немцова были направлены именно на дискредитацию и последующее свержение власти. Прийти же к власти путём победы на выборах Немцов не имел ни малейшего шанса. Социологи сообщали об его однопроцентном рейтинге. Я среди своих многочисленных знакомых не знаю ни одного, кто мог бы проголосовать за этого политика.

Почему народ не полюбил Немцова? В качестве ответа приведу слова из выступления на «Эхе Москвы» писательницы и журналистки Юлии Латыниной. Она ярая сторонница Немцова. И сказанное ей образец саморазоблачения российского либерализма.

"Эти ребята раздали ЮКОС, «Сибнефть», «Норильский никель». Они раздали совершенно правильно совершенно правильным с политической тогдашней точки зрения людям. Они раздали новым молодым бизнесменам, которых потом стали называть олигархами, которые, собственно, являлись опорой ельцинского режима."

"Этим людям стало, что терять – они изо всей силы тащили, они сделали все, чтобы Ельцина избрали, они сделали все, чтобы не победили коммунисты и национализировали всю Россию обратно."

"Народу изнасиловали мозги, он проголосовал сердцем – проголосовал за Ельцина."

"Ну чего они не позволили Вяхиреву забрать «Газпром»? Вот забрал бы Вяхирев «Газпром» - не было современной ситуации в России, потому что нефтегазовая монополия, которая является основой нынешнего режима, началась с того, что Вяхирев был сменен на посту Миллером. Это было легко сделать, потому что госпакет был в руках государства."

"То, что я говорю, говорил сам Немцов, и мне потом как-то со смехом сказал: «Вот я рассматривал это как свое главное достижение, а, может быть, это была моя главная ошибка»."

Где-то я встречал ещё упоминание как Немцов встал на колени умоляя Ельцина не отдавать Курильские острова. Эх, убили человека. Не успел сказать со смехом, что это была его вторая ошибка. Потому и отказал в доверии Немцову народ. Чувствовал народ в нём эту хлестаковскую «легкость в мыслях необыкновенную». Тому завод, тому заводик, тому а-ха-ха-ха кукиш. Здоровая жизнерадостность вечно юного козлика (а-ха-ха-ха!) не оставляла Немцова до последнего вздоха. Истинная полнота жизни: ресторан, выписанная из Киева фотомодель, а мужику уже 55 лет и четверо детей от разных жён. Конечно, личной жизни желательно бы не касаться, но потуги лепить из личности икону снимают это ограничение.

Кульминацией крушения Немцова, как российского политика была его позиция по Украине. Он начал отстаивать интересы прямо противоположные интересам российского народа и государства. В своём последнем интервью он обвиняет президента Путина в нарушении «безграничного количества международных обязательств России». Речь идёт о воссоединении Крыма с Россией, которое Немцов называет аннексией. Аннексия или воссоединение. Эти два слова стали сейчас системой распознавания «свой-чужой». Это как униформа двух противостоящих армий. Сказал аннексия, значит, надел форму вражеской армии. Надел чужую форму, значит предатель, иуда, мазепа.

В том же интервью Немцов говорит формально правильные вещи о том, что в Будапештском меморандуме Россия гарантировала территориальную целостность Украины в обмен на вывоз с её территории ядерного оружия. Да это так, но Россия не обязывалась «принуждать часть Украины оставаться в её составе против воли местного населения». И самое главное: правители Украины нарушили моральные обязательства перед Россией и русским народом. После распада Советского Союза Россия и её народ смирились с тем, что огромные русские земли оказались в составе Украины. Если не декларировалось, то уж точно предполагалась, что отношения между Россией и Украиной сложатся подобно тому как сложились отношения между англоязычными странами Англией, США, Австралией, Канадой, Новой Зеландией. Взаимопонимание между этими странами такое, что им не нужно заключать формальных договоров. Украина отвергла союз с Россией, - Россия смирилась. Дальше больше, Украина не захотела даже остаться нейтральным государством. Под руководством своих Рябых президентов она упорно лезла в НАТО. Украина и Запад не оставили Президенту Путину выбора.

Печально, что Немцов и его окружение этого так не поняли. А может быть и не хотели понимать, потому что их мелкие сиюминутные цели казались им более важными нежели интересы тысячелетнего государства.