Стоит еще сказать, что г-н Познер... прав в том случае, если "Бога нет" и человеческая жизнь ограничивается "земными" пределами.
В этом случает весь смысл человеческой жизни действительно должен заключаться в том, чтобы как можно сытнее и комфортнее устроиться на "этом" свете.
А протестантская идеология, считающая, подобно иудаизму, "земное" богатство знаком особой "милости Божьей", подходит для этого как нельзя лучше (по остроумному замечанию одного православного священника, ее можно выразить переиначенной "евангельской" заповедью: "Заботьтесь для тела вашего что вам есть и для души вашей во что одеться, и Царство Небесное вам приложится").
На втором месте в этом отношении действительно должен идти католицизм, допускающий существование чистилища для временного помещения душ грешников и потому допускающий значительную свободу "грешить" в этом мире.
Православие в этом плане наиболее бескомпромиссно, рассматривая вечную жизнь только в качестве двух полюсов, Рая и ада, никогда и никак не пересекающихся между собой. Отсюда - тот пламенный аскетизм, отличавший византийское монашество, разработавшее целую теорию по достижению человеческого совершенства; воспринятый затем в качестве идеала и русским монашеством и наложивший свой отпечаток на жизнь всего общества ("земное" богатство никогда не считалось в России чем-то достойным поклонения).
Но ведь что-то в человеческом существе громко восстает против рассмотрения человеческой жизни лишь как средства достижения сытости, тепла и комфорта.
Что-то ведь заставило, в том числе, и русских коммунистов "оседлать" аскетический идеал Православия для строительства "новой жизни" - утверждая, правда, в качестве "нового идеала" все те же сытость, тепло и комфорт, но только для будущих поколений.
Что-то ведь заставило убийцу Столыпина революционера Богрова равнодушно произнести после оглашения ему смертного приговора: "Мне абсолютно все равно, сколько я еще съем бифштексов".
А потому концепция г-на Познера становится абсолютно лживой, если хотя бы на миг допустить существование вечной жизни, представление о которой, сколько его ни затушевывай, так или иначе, имеется в любом человеческом существе.
В этом случает весь смысл человеческой жизни действительно должен заключаться в том, чтобы как можно сытнее и комфортнее устроиться на "этом" свете.
А протестантская идеология, считающая, подобно иудаизму, "земное" богатство знаком особой "милости Божьей", подходит для этого как нельзя лучше (по остроумному замечанию одного православного священника, ее можно выразить переиначенной "евангельской" заповедью: "Заботьтесь для тела вашего что вам есть и для души вашей во что одеться, и Царство Небесное вам приложится").
На втором месте в этом отношении действительно должен идти католицизм, допускающий существование чистилища для временного помещения душ грешников и потому допускающий значительную свободу "грешить" в этом мире.
Православие в этом плане наиболее бескомпромиссно, рассматривая вечную жизнь только в качестве двух полюсов, Рая и ада, никогда и никак не пересекающихся между собой. Отсюда - тот пламенный аскетизм, отличавший византийское монашество, разработавшее целую теорию по достижению человеческого совершенства; воспринятый затем в качестве идеала и русским монашеством и наложивший свой отпечаток на жизнь всего общества ("земное" богатство никогда не считалось в России чем-то достойным поклонения).
Но ведь что-то в человеческом существе громко восстает против рассмотрения человеческой жизни лишь как средства достижения сытости, тепла и комфорта.
Что-то ведь заставило, в том числе, и русских коммунистов "оседлать" аскетический идеал Православия для строительства "новой жизни" - утверждая, правда, в качестве "нового идеала" все те же сытость, тепло и комфорт, но только для будущих поколений.
Что-то ведь заставило убийцу Столыпина революционера Богрова равнодушно произнести после оглашения ему смертного приговора: "Мне абсолютно все равно, сколько я еще съем бифштексов".
А потому концепция г-на Познера становится абсолютно лживой, если хотя бы на миг допустить существование вечной жизни, представление о которой, сколько его ни затушевывай, так или иначе, имеется в любом человеческом существе.
подробнее